Сосед Оли, участковый Михаил Федорович Пономарев, стоял у подъезда рядом с молчаливой, с потупленным взором девочки, сестры погибшего. Катя пробилась к подруге, но не знала, что и сказать. Оля без интереса взглянула на нее и отвернулась. Лицо Оли представляло собой один сплошной синяк. Еще бы, ведь Геннадий Иванович обвинил падчерицу в том, что именно она виновата в смерти Антошки, поскольку пренебрегла своими обязанностями, не забрала его из продленки. Вот на пути из школы домой мальчика и похитил дядя Крюк.
Когда из дома вынесли небольшой, обтянутый красной материей гробик, в толпе собравшихся послышались ахи и охи. Оля хотела было приблизиться к гробику, но Геннадий Иванович грубо отпихнул ее и прошипел:
– Прочь, убийца! Чертово семя, тебе самое место, как и папаше, в психушке!
Отчим занес было руку, чтобы отвесить Оле подзатыльник, но его ладонь перехватил Михаила Федорович. Видимо, он сильно сжал ее, потому что Геннадий Иванович поморщился от боли.
– Оставьте девочку в покое, – произнес участковый сурово. – Иначе мне придется задержать вас.
– Тоже мне, верховная власть! Указывает, что мне можно делать, а чего нельзя! – кривляясь, проорал ему в лицо Геннадий Иванович. – Да кто ты такой? Мент поганый! Ловите, ловите этого… этого ирода и никак поймать не можете! Уже два с половиной года!
Толпа поддержала его выступление криками и улюлюканьем. Михаил Федорович крепко взял обеих девочек за руки и потянул в сторону.
– Но я хочу попрощаться с Антошкой! – заскулила Оля. – Он из-за меня погиб! Я виновата! Я его убила! Папа прав!
Геннадий Иванович, который раньше всегда настаивал на том, чтобы Оля называла его именно папой, развернулся и, брызжа слюной, крикнул:
– Какой я тебе, мерзавка, папа? Твой папаша сидит в дурке! И там ему самое место! Кстати, тебе тоже! Убила моего сына и теперь радуешься? Прочь с моих глаз, дрянь!
Пономарев увел девочек за дом и, протянув хнычущей Оле платок, сказал:
– Ты его не слушай. Я с ним еще поговорю после похорон – по-настоящему, по-мужски. Сейчас-то он сам не свой. Еще бы, понять можно – сына хоронит!
Оля, заливаясь слезами, продолжала лепетать, что во всем виновата она.
Михаил Федорович положил ей руку на плечо:
– Брось, Ольга! Не ты виновата в смерти Антошки, а изверг-убийца, дядя Крюк. Но обещаю тебе: я эту мразь найду! И он понесет наказание за все, что сотворил! Даю тебе слово милиционера!
На могиле Антошки Оля и Катя все же побывали, правда, уже под вечер. Весь город провожал в последний путь семилетнего школьника. Центральные улицы Заволжска были завалены гвоздиками и розами. Ведь горевали не только родственники убитого, но родственники и знакомые других жертв дяди Крюка.