Теперь мне кажется, что я вижу себя с огромной высоты. Словно мое сознание наблюдает за моим телом откуда-то издалека. Перенесенный с этой Земли куда-то в другое место, я смотрю издалека вниз и вижу отчаянные предсмертные движения, последние конвульсии десятилетнего мальчика.
В меня словно когти вонзаются. Пытаюсь сделать вдох. Нет. Все!
Вспышка яркого света и — полная тьма.
Я ничего не вижу. Ничего не слышу. Не чувствую никакого запаха.
Но прикосновение чувствую, да, чувствую. Длинные пальцы под подбородком. И на лбу. Крепкие пальцы. И рот. Мягкий рот у моего рта. Он накрывает мои губы своими. Накрывает их целиком. Вдувает в меня жизнь своим поцелуем.
Поднимаю веки. Прямо надо мной — чье-то лицо. Человек, смотрящий на меня, говорит:
— Я — Леонардо да Винчи. Мои товарищи вытащили тебя из реки.
Он тепло укутывает меня.
Я моргаю. Цвет неба — холодный и болезненно синий — режет глаза.
— Как тебя зовут? — спрашивает он меня.
— Маттео, — чуть слышно отвечаю я.
— Маттео, — повторяет он медленно, словно перекатывая во рту каждый слог. — Хорошее имя.
Черты его лица расплываются. Я кашляю, меня тошнит водой и кровью.
— Я умираю! — с трудом говорю я и начинаю плакать.
Он вытирает мне щеки ладонью.
— Нет! — отвечает он мне. — Ты будешь жить, Маттео.
Он называет меня Маттео.
Это потому, что, когда он вытащил меня, полумертвого, из водопада, мне хватило ума не открыть свое настоящее имя, и я назвался первым пришедшим в голову — Маттео.
Как и это имя, ложью было почти все, что я рассказал ему о своей прошлой жизни.
В день моего спасения он с двумя своими спутниками заночевал там же, у водопада. Они развели костер, чтобы я смог обсохнуть и согреться. Конечно, мне хотелось как можно скорее оказаться подальше от этого страшного места, но у меня не было выбора. Голова раскалывалась от удара дубинкой Сандино, и я еле мог устоять на ногах, не то что уйти куда-то один.
Они завернули меня в отороченный мехом плащ и уложили у костра. Лето уже подходило к концу. Было еще довольно тепло, но дни становились короче, и солнце уже не так высоко поднималось на небе.
— Zingaro?
Это спросил тот из его спутников, что был толще другого.
Я знал это слово. На их языке оно означало «цыган».
Тот, которого звали Леонардо, внимательно посмотрел на меня, и я закрыл глаза.
— Похож на цыганенка, и все же…
Третий их товарищ, тот самый, в чей плащ меня завернули, покачал головой:
— Парнишка, наверное, отбился от одного из таборов, что бегут сейчас на юг. Ведь кочевникам запрещено появляться в Милане, где их обвиняют во всех смертных грехах — в воровстве, в мошенничестве…