— Значит, переход на сторону противника — вполне обычная практика? — спросил потрясенный Паоло.
— Для наемника — конечно! — ответил Шарль. — Это его работа. И он переходит к тому, кто больше заплатит, или к тому, на чьей стороне победа. — Он хлопнул Паоло по спине. — Пойдем-ка поищем какой-нибудь еды! Я бы запросто умял сейчас целого жареного барашка.
В отличие от Мирандолы, жители которой голодали, в Ферраре еды было полно. Город находился в нижнем, широком течении По, недалеко от моря, и до тех пор, пока герцог Альфонсо сохранял твердый контроль над водными путями, снабжение оставалось бесперебойным. Перед угрозой осады феррарцы создавали обширные запасы продуктов, чтобы в случае чего прокормить и собственный гарнизон, и прибывающие французские войска. Уже несколько месяцев подряд инженеры возводили баррикады, ломая дома и усиливая линии обороны. Стены были теперь втрое шире обычных благодаря мощным земляным укреплениям. День и ночь пылали огни в литейных мастерских герцога Альфонсо: там отливались пушки и снаряды. Он был увлечен этим делом. Я слышал, что даже в день свадьбы с прекрасной Лукрецией он провел несколько часов в своих литейных мастерских. Теперь же это его пристрастие сослужило неоценимую службу народу. Спустя всего несколько недель после падения Мирандолы герцог приказал отвести артиллерию вниз по реке По, чтобы испытать фортификации Ла-Бастии. Вместе с отрядом Паоло я тоже отправился туда: могла понадобиться наша помощь.
Там произошла стычка, которая чрезвычайно развеселила Паоло. Герцог был хитрым и осторожным человеком и не стал безрассудно ввязываться в серьезную конфронтацию, так что посланные против него папские войска были отброшены.
Он вернулся в Феррару героем. Даже маленькая победа после долгой зимы поражений и растущего отчаяния стала поводом для радости. Люди вышли на улицы и приветствовали своего храброго герцога, который защищал их от диктата Рима.
В бою при Ла-Бастии Паоло был ранен из мушкета: пуля застряла у него в бедре. В армии были военные врачи — фельдшеры и хирурги, проводившие ампутации, но их репутация была такова, что Паоло попросил меня лично заняться его раной. Обычно подобные раны лечили горячим маслом, но в Павии студенты-медики говорили и о других способах. Опираясь на эти разговоры, а также на бабушкины методы врачевания, я извлек пулю, вычистил рану солью и перевязал ее мхом. Она зажила без заражения, хотя и оставила после себя шрам.
Стараясь не обращать внимания на беспокойство, которое доставляла ему эта рана, Паоло воспринимал ее как знак мужской доблести. После двух боев он готов был считать себя ветераном. Все надежды Элизабетты на то, что брат утратит свой пыл, побывав в настоящем сражении, оказались напрасны.