Он помог Паоло, а потом подошел ко мне.
Я уже присмотрел себе местечко и залез на помост. Я даже не посмотрел, кто это: мужчина, женщина или ребенок.
— Ну вот, — сказал отец Венедикт, тщательно прикрыв меня. — Теперь мне нужно идти, у меня есть дела в главной части покойницкой. Когда эти люди ворвутся в больницу, пусть все выглядит так, будто они оторвали меня от исполнения моих обязанностей. Не шевелитесь, пока я не вернусь один и не скажу, что вы в безопасности и можете встать.
Я услышал шлепающий звук его сандалий. Священник явно торопился к выходу. Потом раздался скрип петель и шепот:
— Не бойтесь, дети! Да хранит вас Бог!
Послышался звук задвигаемой железной щеколды.
Наступило молчание.
Тишина. Тьма.
Мы были взаперти.
В комнате не было света. Я знал, что ноги мертвеца, рядом с которым я устроился, находятся недалеко от моего лица, но в темноте ничего не видел.
Мы ждали долго, очень долго. А потом услышали шум, лязг.
Сначала в отдалении, потом ближе и ближе. Топот сапог по каменной плитке коридора.
— Маттео, мне страшно! — хриплым шепотом окликнула меня Элизабетта.
Лишь позже до меня дошло, что она обратилась ко мне по имени, словно я был ее старшим братом.
— Не бойся! — попытался я придать бодрости своему голосу.
— Я так трясусь! Они услышат! Я всех выдам!
Я различил в ее голосе панику, порожденную сковавшим ее страхом.
— Нет, нет! — твердо сказал я. — Ты этого не сделаешь!
— Вспомни, что говорил монах. Молись Святой Деве! Повторяй про себя молитвы!
— Не могу! Мозги не работают! Все слова смешались у меня в голове!
Как я мог помочь ей, если меня и самого обуял страх? Мысли беспорядочно метались у меня в мозгу подобно кроликам, выскакивающим из нор, когда охотники натравливают на них хорьков. Если нам придется защищаться, то какое оружие у нас есть, у меня и у Паоло? Один меч в руках мальчика немногим старше меня да один кинжал, способный пригодиться только в ближнем бою. Но если они обнаружат нас здесь, то могут не марать об нас руки. Они просто запрут нас здесь и подожгут у двери кучу соломы, чтобы выкурить нас отсюда. А может быть, подождут, пока мы не помрем от голода.
В любом случае мы в ловушке.
Я услышал за дверью голоса: сначала голос монаха, а потом другой, более настойчивый, требовательный.
— Думай о чем-нибудь другом! — шепнул я Элизабетте.
— Не могу!
— Можешь! — Я лихорадочно пытался вспомнить что-нибудь веселое, чтобы отвлечь ее от происходящего. — Помнишь, как однажды в Переле мы сбежали из дому и отправились собирать ягоды в тот лесок, что вниз по реке? У вас тогда с Россаной было полно всякого шитья, а нам с Паоло надо было еще почистить сбрую и натереть седла воском, но в тот послеобеденный час было так жарко, что родители уснули, а мы сбежали и пошли на речку. Помнишь?