Шериф
Разговор, которого не было
Подвиг? Слава? Да какая слава, мистер Шеви, побойтесь Бога. Да на моем счету куда более серьезные головы есть, которые думали, что уж им-то закон не писан, но встретились со стариной Фрэнком и передумали. Бонни и Клайд – это мелкая шваль, обезумевшая от крови, и гордиться тут нечем.
Да, им везло. Просто дьявольски везло, скажу я вам! Будто кто-то нашептывал, куда можно ехать, а куда нельзя. Мы сколько раз устраивали засады, и все без толку, но в Луизиане получилось иначе.
Сначала на меня вышел папаша Мэтвин. Он-то понял, что его драгоценному сыночку грозит за его проделки, и решил похлопотать. Ну я ему и пообещал индульгенцию. Не думайте, мистер, будто я на это дело с легким сердцем пошел. Метвин-то из беглых был, из тех, кто в смерти Кроусона виноват. А потом он еще счет пополнил, двоих офицеров застрелив, так что выпускать такого молодчика мне не хотелось. Ну а выбор-то какой? Или иду навстречу папаше, обещаю помилование – а Фрэнк Хеймер свое слово держит, – либо снова гоняюсь за Клайдом, аки пес за своим хвостом.
Ну да я все равно свое получил. В Техасе-то Метвина помиловали, это да, но Оклахома приняла его с распростертыми объятиями. Жалко только, что всего-навсего восемь лет дали, ну да жизнь покажет, как оно еще сложится.
Теперь порой думаю, что, может, и не следовало соглашаться на сделку? Они попались уже шестого мая, когда, наплевав на опасность, решили приехать в Даллас. По мамочке соскучились… раньше надо было думать про мамочку.
Ну да я о той встрече узнал от своих людей. А дальше все просто как дважды два. Ежели Бонни и Клайд погостили у своих, то, значит, и остальные захотят. Гамильтон к тому времени от них откололся, малыш Джонси сбежал после декстерсой стрельбы, Бак умер, а Бланш сидела. Ну вот с Метвином стоило попробовать. И я поперся в треклятую Акадию, которая в Луизиане.
А там уже и сам Метвин.
Нет, сначала-то я не знал, что он уже приехал. Я вообще не думал, что ему настолько доверяют, чтобы отпустить. Я рассчитывал на меньшее, а получил большее.
После того как мы с папашей столковались, и я слово свое дал, появился Генри. Ох и тощий он был, ну аккурат койот после голодухи.
– Здрасте, шериф, – сказал он мне и за старика своего спрятался. И правильно. Я ж тогда-то сильно перенервничавши был, мог и пристрелить ненароком.
В общем, получился еще один разговор. Долгий, скажу я вам… странный. Самый странный из разговоров за всю мою жизнь. Поначалу мне даже почудилось, что Метвин слегка умом тронулся.