Орехов не выдержал молчания и, вздохнув, сказал:
— Хорошо!
— Что хорошо? — не понял Артыбаев.
— Здесь, в лесу. Воздух, тишина… Как будто и войны нет.
— Да, ты прав, — согласился Кленов, с удовольствием вдыхая лесной воздух.
— Очень хорошо. И в степи нашей, в Казахстане, сейчас хорошо, — мечтательно сказал Артыбаев. Он не прочь был поговорить о том, как жилось ему в родных местах; как рос и креп колхоз, в котором он был животноводом. Не прочь был разговориться и Орехов. Но Кленов, позволив себе на минутку отвлечься от дела, снова был мыслями далеко. Он припоминал показания арестованного немецкого парашютиста Грубера, сопоставлял их с событиями в лесу, обдумывал предположения полковника Родина. Кажется, ниточка действительно начинает разматываться. Не упустить бы ее, не сбиться бы в сторону.
У Кленова все более крепла уверенность в том, что обнаруженный в лесу парашютист не застрелился, а был убит.
— Надо искать третьего! — сказал Кленов, вставая. — А пока — домой. Артыбаев, Орехов, труп положите на плащ-палатку, понесем его с собой, в медсанбат.
Повернувшись к Семушкину, капитан добавил:
— Неплохо, чтобы первый парашютист, Грубер, поглядел на этого — второго. Как думаешь?
— Правильно. Думаю, что оба они — из одного гнезда.
Укладывая труп парашютиста на расстеленную плащ-палатку, Орехов вздохнул и проговорил:
— Оказывается, не немец он, а русский. Записку ведь по-нашему написал. Эх, браток! Струсил… Нет того чтобы прийти и обо всем чистосердечно рассказать. Так, мол, и так, грех попутал да фашисты заставили. А он — пулю в лоб…
Капитан, поглядев на разведчиков, медленно сказал:
— Вы правы, товарищ Орехов. Но, может быть, этот парень и не стрелялся.
Орехов удивленно поднял голову.
— Не стрелялся? Тогда как же, товарищ капитан?
Артыбаев, услыхав слова капитана, весь подтянулся, напрягся, а Семушкин негромко кашлянул в кулак. Наблюдая за действиями и выражением лица своего командира, разведчики начинали понимать, что капитан наткнулся на какую-то сложную загадку. Он о ней пока ничего не говорит, но, очевидно, пытается ухватиться за какую-то ниточку. Орехову хотелось задать капитану несколько вопросов, но раньше времени спрашивать не полагается, и Орехов молчал.
— Пока ничего определенного сказать не могу, — продолжил свою мысль Кленов, заметив выжидающие взгляды разведчиков. — Надо еще повозиться. Но мне думается, что записка, которую мы только что сняли с дерева, была написана уже после смерти парашютиста.
— Мне не совсем ясно, — сказал Семушкин.
— А я объясню вам, товарищи, почему я пришел к выводу, что парашютист не застрелился, а был убит. Когда человек стреляется, он подносит оружие вплотную к виску, в результате этого кожа на виске самоубийцы обычно слегка опалена. Это неизбежно. В данном случае, как вы могли заметить сами, этого не произошло. Следовательно, оружие находилось в отдалении от головы.