В зале разносился тихий, редкий говорок, люди ходили как сонные. Передвигая скамейки, мыла полы уборщица.
И вот с собакой что-то произошло: она распрямилась, напружинилась и, слегка повернув голову вправо, вдруг пролаяла отрывисто и хрипловато:
— Р-р-р-гав!
Повернула голову влево и снова на весь зал:
— Р-р-р-гав!
И, довольная, уставилась на меня. Ее веселые теперь глаза говорили: «Ты видишь, я тебя охраняю? Ты видишь?!»
Тотчас появилась дежурная — строгая женщина в форменном костюме.
— Чья собака?
Молчание.
— Я спрашиваю, чья собака?
Вместо меня ей ответил старик с котомкой. Ответил с мудрой простотой:
— А ничья.
— Как это «ничья»?
Видимо, женщина была убеждена, что каждая дворняжка непременно имеет хозяина.
Поворчав, дежурная открыла входную дверь и стала выгонять собаку. На подмогу ей прибежала уборщица с длинной тряпкой. И вот они с двух сторон начали наступать на собаку, одна, ругаясь и размахивая руками, другая — размахивая тряпкой и молчком.
Сжавшись, став чуть не вдвое меньше, нервно подергиваясь, собака заметалась из стороны в сторону. Она металась и все взглядывала на меня, и в глазах ее уже ничего не было, кроме тоски, обреченности и жестокого вопроса: «Ты видишь, как меня гоняют?! Я ж доверилась тебе. Помоги же, ну помоги!»
Собаку выгнали.
У меня было такое чувство, будто я кого-то предал.
Поезд пришел перед рассветом. Элла с трудом добралась до автовокзала. Там ей сказали, что тракт закрыт из-за распутицы.
Действительно, на улице творилось бог знает что: беспрерывно лил дождь, было холодно и грязно.
Элла до вечера просидела на окраине города, дожидаясь случайной машины. Мимо проезжали на лошадях, проходили пешие, а машины не показывались. Она совсем отчаялась, и когда увидела маленький «газик» с самодельным деревянным кузовом, у нее вдруг захолонуло сердце — испугалась, что не возьмут.
«Газик» довольно бойко катил по тракту.
— Стой! — закричала она. — Остановитесь, что вы в сам-деле!
— Чего кричишь? — угрюмо отозвался шофер, открыв дверцу. — Куда едешь?
— В Раздолинское.
— Залазь.
Шофер был взлохмачен, небрит и смотрел мрачно. К его телогрейке пристали хлебные крошки.
Кроме шофера, в машине сидели два парня. Один, высокий, в куртке с расстегнутым воротом, в сдвинутой на затылок кепке с поломанным козырьком, бесцеремонно разглядывал Эллу. С красивого лица его не сходило насмешливое выражение. Она думала, что парень уступит ей место рядом с шофером, но он показал на заднее сиденье:
— Туда!
Второй пассажир плечист и толст. У него по-сибирски ядреное лицо — широкое, красноватое, с полными губами. Он занимал много места, и Элла кое-как примостилась. Откинувшись на спинку сиденья, она вздохнула и улыбнулась, довольная, что все в конце концов закончилось благополучно.