— Раненько собрались.
— Рано? — Птицын засмеялся, вполне искренне, дружески. — Что вы, Иван Ефимович! Много сна — мало услады. Сон богатства не приносит.
Многие улыбнулись. И только главный экономист Зинаида Степановна Дубровская, месяц назад приехавшая в совхоз, не меняла строгого выражения лица, хмурилась, поджимала губы. Лицо у нее совсем юное, свежее, а тело крупное, видать, сильное, как у зрелой женщины, и низкий, слегка хрипловатый немолодой голос.
Слушая Дубровскую, Лаптев вспомнил вдруг, как когда-то, будучи парнем, названивал телефонистке в район; голосок у нее был нежный-нежный, певучий, не голос, а соловьиное пение, и Иван Ефимович был уверен, что это красавица из красавиц. Заговаривал, шутил с ней, а она мило лепетала: «Говорите, пожалуйста, какой вам нужен номер». Не выдержал, поехал в райцентр, пробрался на телефонную станцию и через дверь увидел ее. То была некрасивая женщина лет сорока; она говорила кому-то прелестным голоском: «Гражданин, мне некогда с вами разговаривать».
— Каждый день к шести собираемся. — Птицын в упор взглянул на Лаптева. — По-доброму-то надо бы начинать планерку с пяти утра, но многие запаздывают, так что практически начинаем с половины седьмого. Вас вот ждали, заданьице получить.
Говор стих. Все смотрели на Лаптева. Молчание было нехорошим: люди ждали, что же скажет им новый зам. А он молчал.
— Планерки мы проводим и утром, и вечером, — продолжал Птицын, словно пугая. — Каждый получает задание от директора. На весь день. Ну, а вечером отчитывается. Все это вы знаете.
Последние слова он произнес с какой-то неприятной интонацией. Прозвучало это примерно так: горожанин, воздухом полей не дышал, грязь деревенскую не месил — откуда тебе знать! Лаптеву говорит, но в расчете прежде всего на то, что его слушают остальные.
«Развалили хозяйство и чего-то пыжутся, — с неприязнью подумал Лаптев, хотя понимал, что «пыжится» только Птицын. — Нелегко здесь будет, совсем нелегко, А когда было легко?»
— Мы собираем руководящий состав.
«Руководящий состав». Слова-то какие».
Лаптев сел, оглядел людей и сказал, стараясь придать голосу твердость и спокойствие:
— А вы знаете, что должны в этом месяце делать? Общая-то задача вам ясна?
На лицах людей отразились недоумение и удивление. Птицын что-то бормотнул про себя. Дубровская передернула плечиком:
— Ясна, конечно.
— Ну, так и работайте. Надеюсь, каждый знает свои служебные обязанности.
Лаптев начал прибирать на большом директорском столе, где были разбросаны журналы, газеты, лежали документы, письма.
Кто-то произнес «м-да», кто-то кашлянул фальшиво. Ерзали на стульях, недоуменно переглядывались. Но никто не встал со своего места.