Чаще всего вспоминаются тридцатые годы. Тогда я стал обер-мастером. И вообще впервые тогда почувствовал в себе настоящую силу. Не стар еще был. О той поре и хочу рассказать.
Помню...
Пришел с завода ночью — выполняли срочный заказ — и проснулся позже обычного. На улице сыпал густой снег, ставни жалобно поскрипывали. В избе темновато.
Вошла жена Катя, с корзиной, наполненной бельем, на пруду, в проруби полоскала. Ойкает, стонет, руки в печь, чуть не в загнетку сует. Крикнула сердито:
— Чё дрыхнешь, как барин?!
— Не больше твоего спал.
— Чуть не околела. Рученек совсем не чувствую. Ой-й-я!
Всю зиму ту стояли невыносимые морозы, воздух был густым, тяжелым, не воздух — касторка. На улицах находили по утрам трупы замерзших людей. Место у нас особое: зимой морозина, а летом — жара, и пот струйками по спине стекает, щекочет, руки неприятно прилипают к машинам.
— Вам, мужикам, легко. Отробил и на кровать заваливайся. А бабы крутись с утра до..ночи...
Она ворчала, я молчал. Ворчи, от меня не убудет. Когда ей тяжело, плохо, она всегда ворчит. И уж тут не противоречь — вовсе расшумится. Ворчунья, крикунья, а добрая. Маленькая, крепкая, легконогая. Встает в пять, ложится в полночь. И все что-то делает, куда-то торопится, волнуется. Говорю ей:
— Тебе что, вожжа под хвост попала? Присядь хоть на минутку.
— А прибираться ты будешь?
Оно, конечно, по дому дел — прорва: колодец под горой, домишко старенький — сруб мой дед ставил, не натопишь. Корова, теленок, свинья, курицы, огород, сад. Рабочий уральский всегда, как бы между делом, немножко крестьянством занимался. В царскую пору кое-кто даже лошаденку держал и овес сеял на пашне.
Катя тоже за экономию рабочего времени борется: во двор просто так не выскочит, со двора с пустыми руками не прибежит. Выносит ведро с помоями, приносит дрова; разговаривая, вышивает, прядет, вяжет.
Принесла районную газету «Вперед». Не отдала, а положила на стол, взглянула холодновато — хочет все же, чтоб встал я с постели.
Жена тоже училась в школе, с год. Однажды я услышал от нее: «Ровные чистые буковки, а не сразу разберешь». — «Прочти-ка вслух». — «Да ну тебя!» — «Катерина, прочти!» Боже, как плохо читала! Стал я ее таскать за собой — на лекции, собрания, в кино. Книжек детских понакупил, букварь.
В газете о механическом цехе писали: плохо соцсоревнование развернуто, новый корпус для обдирки не строится и виновен во всем этом начальник цеха Миропольский. «Тянучка в таком серьезнейшем деле недопустима». Да ведь это слова инженера Шахова! «Тянучка...» Значит, корреспондент разговаривал с ним.