«…Шакал поганый! Ты заставил меня нарушить слово, данное самому себе. Меня, Филина! Тогда в 91-ом, после Карабаха, когда меня вежливо выбросили из Армии — врачи дали заключение о неустойчивой психике, как следствие, постоянно присутствующего психологического стресса во время боевой „работы“, а так же ранений и контузий. Суки! Вот тогда я и зарёкся больше никогда не брать в руки оружия. Так хотелось жить по-человечески, растить дочь. И тут ты возник, гад! Сколько же ещё лет ваша семья, семья Мелканянов, будет ломать мне жизнь? Ну, с братцем-то твоим я разобрался ещё тогда, в Сухуми, в 90-ом. А вот ты, сука, шакал паршивый, тогда ушёл!..»
Андрея колотила ярость. Он, конечно же, понимал, что должен успокоиться и взять себя в руки, но ничего не мог с собой поделать. Жгучая ненависть полностью заполняла его сознание. Ненависть и желание мести.
«…Я уже начал, было, понемногу забывать войну, забывать того бесшабашного Филина. Так, иногда, с ребятами, когда встречались. И в семье был порядок: жена, маленькая дочь, какой-то бизнесок крутил — живи, не хочу. А тут ты возник. На хрена? Может Господь напоминает, что в жизни ничего не делается бесследно? Гамлет, сука, ты всё сломал! А ведь я тебя предупреждал, что меня лучше не трогать! Предупреждал! Ну, вот и получи привет от братишки своего Рафаэла…»
Вот он момент истины. Бык был прав, и Филин дождался таки своего часа. В гостиничном номере, находящемся на другой стороне, не шумного в этот час Крещатика, мужчина, с явными признаками выходца с Кавказа, оперся небритым подбородком на кулак, той руки, которую так долго рассматривал Филин через оптический прицел, словно специально подставляя широкий лоб с большими залысинами.
«…Ну, значит Всевышний против тебя, Гамлет. И это правильно! Таких ублюдков надо уничтожать. Как там говорил Бык: 3 секунды — 3 выстрела, 3 трупа? Не-ет! Сейчас всё намного проще! Ты нужен мне один. Последний, пятьдесят третий. Клянусь! А выстрелов мне нужно только два…»
Окно люкса находилось под некоторым углом к Филину, что слегка осложняло задачу, но не делало её невыполнимой. Задержав дыхание, и точно дождавшись момента между ударами собственного сердца, Филин выстрелил… Раз, и через мгновение второй. Автоматика винтовки сработала великолепно. Первая пуля пробила в стекле дыру, размером в кофейное блюдце и, срикошетив, ушла, не причинив горцу никакого вреда. Но вторая… Миновав, через побитое отверстие, стекло, она точно въехала в центр лба. Андрей хотел увидеть глаза Гамлета, но тот, как-будто задремав, склонил голову на кулак. И лишь, ничего не понимающая, проститутка тупо уставилась на пробитое оконное стекло.