Прежде чем Элизабет успела как-то отреагировать на это сообщение, леди Хитеринг лукаво вставила:
– Возможно, все дело в том, дражайшая Грейс, что ты слишком наслаждаешься процессом обучения. Я подозреваю, что, куда бы ни улетали твои стрелы, ты всегда попадаешь в цель.
Леди Пауэлл не снизошла до ответа, однако ее румянец стал гуще, и не только из-за физических упражнений на свежем воздухе.
– Саутертон был очень внимателен, не правда ли? - не унималась леди Хитеринг. - Просто позор, что мы все уезжаем завтра, хотя, надеюсь, виконт не захочет пропустить бал у Хилтонов.
Обмен репликами, к которому присоединились и другие дамы, пошел по второму кругу. Внимание Элизабет снова рассеялось, хотя она и поворачивала голову от одной собеседницы к другой, делая вид, что следит за беседой.
Отсутствие Нортхэма вызвало у нее и облегчение, и досаду. Она обнаружила, что то и дело поглядывает на дом, словно надеясь разглядеть его в одном из окон или увидеть шагающим к лужайке. Саутертон объяснил решение своего друга уклониться от состязания тем фактом, что тот будто бы не умеет обращаться с луком и не желает позориться перед другими гостями. Элизабет выслушала оправдания Саута без единого вопроса по той простой причине, что нисколько не сомневалась, что все сказанное им сплошная выдумка, от начала и до конца.
Она не винила Норта в том, что он не пожелал провести утро в ее обществе. Она и сама не стремилась к этому. За последние четыре дня они немало преуспели, стараясь не пересекаться друг с другом. Когда Нортхэм катался верхом, Элизабет читала. Когда она слушала музыку, он с леди Хитеринг исследовал лабиринт из подстриженного кустарника, расположенный в центре парка. Она играла в вист с Саутертоном. Норт предпочитал более серьезные игры в компании лорда Баттенберна и его приятелей. И сейчас, делая вид, что прислушивается к беспечному щебету дам, Элизабет гадала, чем он занят, пока она проводит время в занятиях, к которым не испытывает ни малейшего интереса.
Она очень бы хотела, чтобы Нортхэм не занимал ее мысли до такой степени. Но, как оказалось, это были напрасные мечты. Элизабет просто не могла заставить себя думать ни о чем другом. Учитывая, какое множество жизненных функций совершается без участия сознания, Элизабет подозревала, что если бы у нее был выбор между тем, чтобы дышать или думать о Нортхэме, ее легкие перестали бы вдыхать воздух.
Готовность, с какой она откликнулась на его призыв, обескуражила ее. Может, все дело в том, что она слишком долго оттораживалась от жизни? И Нортхэму удалось преодолеть ее защиту в значительной степени потому, что она сама ослабила защитные барьеры? В любом случае ода никак не ожидала, что окажется столь уязвимой перед вниманием мужчины. Годами она скользила по жизни, считая себя не только равнодушной к чувственным наслаждениям, но даже и неспособной к ним. Но может, она просто боялась дать себе юлю?