Сколько я простоял в этом ступоре — не знаю. Может, пару минут, может, больше. И тишина… Потом постепенно стали пробиваться звуки. Я с удивлением оглядел себя, МГ в руках вдруг показался очень тяжёлым. Я отложил его в сторону, подошёл к гитлеровцу — того отбросило от пулемёта, и немец лежал, уставившись мёртвым взглядом куда-то вверх.
«Отвоевался один». Потом проверил его МГ — внешних повреждений не было. Ещё один пулемёт — это хорошо. Один повесил на шею, второй взвалил на плечо и, пошатываясь под весом двух «эмгэшек», побрёл в сторону лагеря.
А дальше…дальше мне пришлось вспомнить о своей гражданской специальности. Не успел я дойти до лагеря, как ко мне подскочил Саня и не… хм… церемонясь, поинтересовался, где меня носит, когда есть раненые.
— Да… Вопрос, надо понимать, символический, — пробормотал я, бросая один МГ на землю и снимая второй. — Видами окрестностей любуюсь, и не ори. Где-где. Там же, где и все. Много бы один «Максим» навоевал?
— Ладно, извини — адреналин после боя играет. Но раненых хватает. Олег какой-то осколок поймал, и Степана чем-то приложило…
— Пошли глянем.
Раненых разместили недалеко, в тени деревьев. Олег, с перебинтованной головой, был там же.
— Ну-с, на что жалуемся? — я присел возле него.
— Да вот, бандитская пуля задела… — я раскрутил тряпку, которой его перевязали — рана так себе. Чиркнуло хорошо, до кости. По-правильному — её шить надо. Да и прививку от столбняка не помешало бы.
— Ну, жить будешь. Правда, шрам будет — ничего не попишешь. От столбняка прививку когда делал?
— Не помню уже…
— Это плохо. Антибиотиков, опять же, нет. Хоть бы какой-никакой стрептоцид… Ладно, будем надеяться, пронесет. А вообще, как? Не тошнит? Зрение не двоится? Нет? Ну, и то хорошо.
— Жить будет, — сказал я Сане. — Где Степан?
— Да вон лежит.
Так, этот посложнее. Степан уже пришёл в себя, но взгляд… Взгляд мутный, блуждающий… Ну, видимых повреждений не видно. Вероятно, контузило.
— Саня, тут, похоже, контузия. Точно не скажу, сам понимаешь, ни фига нет. Давай его на носилки. Придётся ему попутешествовать лёжа. И поспрашивай там солдат — может, кто санинструктор или ещё что. А то я сам зашьюсь.
Я пошёл дальше, осматривая раненых. Ох, не хотелось мне примерять на себя личину военврача — провести всю войну в медсанбате… нет уж, увольте. Но выбора не было. Вообще, на удивление, раненых было меньше, чем я ожидал. Бронежилетов-то нет, касок тоже. Вероятно, нам повезло, что бой был в лесу, иначе четыре немецких пулемёта и орудие осложнили бы нам жизнь куда как серьёзнее. Но и с имевшимися ранеными было много возни. «Пятеро — лёгкие, осколочно-пулевые ранения мягких тканей конечностей, — отметил я про себя, — Стёпа средний. Контузия. Пару дней займёт ему отойти — если ничего посерьёзней не выплывет до тех пор. А вот двое… Один поймал пулю в лёгкое. Пневмоторакс, мать его. Были бы у меня инструменты, и я бы его вытянул. Пару минут работы, трокар, герметизация входного отверстия и постельный режим. Но ведь нет ни фига». И мне не оставалось ничего делать, кроме как бессильно наблюдать, как молодой парень умирает. Слава Богу, он был без сознания. Второй был и вовсе плох. Проникающее в живот. Спасти его могла только немедленная операция, но это было из разряда фантастики. Он был в сознании и всё просил воды… Я глянул на Саню, стоящего рядом, и покачал головой.