Каждое лето, начиная, наверное, лет в шести, родители беззастенчиво "сплавляли" Андрюху к бабе Нюре. Да он и не возражал особо. Да что там "не возражал". Он туда просто рвался!
Ах, что это была за жизнь! Бабушка Нюра, которой Господь дал только одну дочку Ларочку, рано лишилась мужа. Да и не особо об этом жалела. В слух, естественно, она об этом никогда не заикалась, особенно при внуке, но Андрейка с самого раннего детства почему-то это прекрасно для себя уяснил. Это уже потом, когда он немного подрос, соседи бабы Нюры, неохотно рассказывали ему, что "дядя Петя" был человеком вспыльчивым, любил "усугубить" и в этом состоянии нередко "поколачивал" свою жену.
Соседи бабы Нюры любили свой "Золотой берег", жили вместе уже давно, старались держаться общиной и помогать друг другу. Естественно, знали друг друга, как облупленных. А противостояние систематическим попыткам властей снести этот "островок свободы" еще больше сплотило жителей "Золотого берега". Этакая первобытная община, как шутил Андрей.
Сама же бабушка жила тихо, подрабатывала уборщицей в "Золотом
береге" (благо, тот принимал отдыхающих практически круглогодично). Летом сдавала верхнюю комнату отдыхающим, что в немалой степени поддерживало ее финансовое положение. С клиентами в "Золотом береге" проблем не было никогда. Море было в двух шагах, город с рынком и ресторанами — в полукилометре. Прогуляться неспешно после первого ужина — вот ты и в цивилизации. А отдыхать наоборот лучше в "Золотом береге". Шума меньше. Горячая и холодная вода есть. Канализация — тоже. За это уже спасибо построенным санаториям. Одним словом — лучше места не найти.
Конечно, некоторые соседи помоложе и по проворнее построили дома побольше. Бабе Нюре предлагали выкупить ее домик, но она даже и помышлять об этом не могла. Для нее другого места на планете Земля не существовало. Только этот дом из белого кирпича с деревянной мансардой, совсем немножко земли перед ним, метров двадцать квадратных, не больше, и разноцветные, удивительные своей красотой цветы, заботливо выращиваемые ей, укутываемые на зиму, выпестованные, окруженные любовью.
Такой Баба Нюра и осталась в памяти Андрея. Стоящей на крыльце седоволосой, без платка, в цветастом фартуке, и протягивающей руки прыгающему к ней внуку, приехавшему на очередное лето. А на голубых глазах — слезинки счастья. Вполне возможно, никто так больше не любил Андрея, как баба Нюра. Разве что мать.
Когда в семнадцать лет он стоял у ее могилы, не в силах выразить свое горе слезами, он подумал, что если существует рай, то она обязательно должна быть там. Потому что если нет, тогда справедливости нет ни на том свете, ни на этом.