— С какой стати тебя это волнует?
— Ты ведь встречаешься с Алхастом.
— И что? — я прищурилась, чувствуя, что моё раздражение принимает вполне определенную форму и направление. — Папа беспокоится за моё нравственное воспитание?
— Расстанься с одним из них, — кажется, эльф был глух ко всем моим словам.
— И не собираюсь.
— Почему?
— А зачем? Если хочешь — беги, рассказывай Алхасту, что видел. А я потом похлопаю ресницами и скажу, что ты на меня клевещешь. Твоё слово против моего. Кому поверят?
Мой голос был язвителен и зол. Кенррет даже отшатнулся слегка.
— Ты… не можешь такое говорить.
— Но говорю, правда?
— ты любишь Януша?
Я бросила на диван сумку и скрестила руки на груди. Наши взгляды скрестились и лязгнули — закаленная в подобных сражениях сталь.
— Нет.
— Алхаста? — губы Кенррета чуть дрогнули, будто он пытался ухмыльнуться, но не смог.
— Нет. Я никого не люблю, неужели не ясно?
— ты…
— Научилась быть ведьмой. Разве не так, Архимаг?
Он приблизился на шаг. Чуть выше меня, но меня совсем не смущает, что смотрю снизу вверх: сегодня в более выгодном положении.
— Это оказалось просто. Дружба, любовь… какие смешные слова! Помнишь, я сказала, что дроу ничуть не лучше людей? Но они намного приятнее магов! Знаешь, почему?
Он не ответил, а я продолжала говорить — вбивать слова-гвозди в его тело.
— Твои соотечественники привыкли быть бессердечными. А мы — МАГИ — вырезаем свои сердца. Или дрессируем их, чтобы они прыгали через скакалку или через горящие обручи по команде "Алле-оп". Если мне нужно: сердце бьется быстрее, и я искренне уверенна, что люблю Алхаста… Нет — и сердце замирает. А за всю эту науку спасибо тебе!
— А ты стала стервой, — задумчиво проговорил Кенррет, находясь, однако, мыслями где-то далеко. О чем он думает, интересно?
— Я такой и была, только ты не разглядел. Алхаст — Архимаг, зачем с ним расставаться? К тому же — ах, он так уверен в моей чистоте и наивности… Милый мальчик.
— Значит, так ты теперь думаешь?
Я кивнула, дрожа с ног до головы, будто в лихорадке. Что же он скажет теперь?
— Лучше бы тебя тогда сожгли, — резко, как пощечина.
Он развернулся и пошел к выходу из восьмигранки, сгорбившись. Я сжала кулаки — до боли, так что ногти впились в ладони.
— Конечно, тогда бы твоя душа осталась при тебе!
Он замер на секунду. Я закрыла глаза — думала, сейчас он развернется и ударит меня по-настоящему… Но, когда решилась поднять веки, Дара уже не было.
ДАРМ" РИСС
— Конечно, ведь тогда твоя душа осталась бы при тебе!
Отчаянный крик — она уже не боится, что нас кто-нибудь услышит. И я слышу в её голосе слезы, мольбу: "Обернись!". Или обманываю себя? Если я вернусь, то не смогу больше уйти…