— Как же мы оплошали, не обратившись к вам сразу! — сокрушался Женька.
— Как нам повезло, что вы согласились помочь нам! — восхищался собеседником Саша.
— Не буду скрывать, я крайне польщен вниманием таких высоких гостей! — затянул пафосную речь Альте. — И, естественно, для меня будет большой честью помочь моим русским друзьям всем, чем только смогу!
Наконец, после минут эдак пятнадцати взаимного восхваления, стороны перешли к делу.
— Не могли бы вы озвучить нам сумму, которую надо будет выплатить вашим сотрудникам за помощь в этом деликатном деле? — опять задал Шурик главный вопрос.
Старик совершенно по-бандитски чуть сгорбил спину, уперся кулаками в колени (балетная позиция «Пасть порву, моргалы выколю») и, кардинально поменявшись в лице, принялся озвучивать условия сотрудничества.
Ну как, принялся… Скажем так, начал.
Все, что происходило дальше, в Элкином сознании отложилось рваными кусками.
В тот момент, когда старый жабообразный сутенер открыл рот, чтобы начать уже говорить о делах, в воздухе вдруг что-то очень тонко засвистело. Этот звук, надрывно разрезающий воздух, становился все выше и выше. Он убивал, разрывал мозг, казалось, что вот-вот посуда разлетится на осколки от этого невыносимого тонкого свиста.
А потом все взорвалось! В какую-то секунду свист оборвался, на мозг упала оглушающая тишина, и…
А-а-а!!! Раздался страшный взрыв, полетели комья земли, в воздухе, плавно переворачиваясь, парили тяжеленные куски серо-грязного мрамора, а вырванная клочьями трава стеной поднималась вверх…
И не стало никаких звуков. Все это безумие кувыркалось в абсолютной тишине…
Старый сутенер медленно открыл рот, задыхаясь в беззвучном крике, а потом его голова стала закидываться назад — все дальше и дальше. Воздух наполнился миллионом ярко-красных капель, а голова продолжала падать назад, красная пелена застилала все, сквозь нее еле было видно, как толстое тело грузно оседало в некогда белоснежном, а теперь алом кресле, как туловище сутенера обмякло, начало сползать и заваливаться вбок. И только голова продолжала неумолимо отламываться…
Элка застыла. Нереальность происходящего сковала ее тело, было невозможно пошевелить даже пальцем — казалось, никакой силы воли не хватит, чтобы выйти из этого ледяного оцепенения. И почему-то было очень холодно…
— Э-э-э-э-а-а-а-а-а… — глухо, как сквозь очень плотную подушку, донеслись непонятные звуки.
Голова сама повернулась на этот еле слышный стон — и сквозь мелкий туман из грязи, зелени, белой крошки Элка различила смутно знакомый силуэт. Он надвигался плавными длинными прыжками, неумолимо приближаясь, становился все более отчетливым, пока не превратился в Женьку, оравшего прямо в лицо девушке.