Фигурки страсти (Арсеньева) - страница 100

А нас с Шарлотт в то время в Маньчжурии уже не было.

Надо сказать, что регент князь Чунь находился в родстве с министром иностранных дел, который неблагожелательно относился к графу Готье. Граф понял, что он – лицо здесь неугодное, и, пока его не объявили персоной нон грата, сам подал прошение об отставке. Вместе с ним принуждены были покинуть страну все те, кого он рекомендовал и кого брал в посольство и консульства.

У меня появилась возможность вернуться во Францию. Но я как раз накануне получил очередное укоряющее письмо от отца, который, как всегда, уверял, что вместе со мной погибли все его надежды (как будто я был уже мертв!), и писал, что не хочет меня видеть. Легко вообразить, в каком я был состоянии. В минуту раздражения я принял решение о переводе в наше консульство в России, во Владивостоке.

Россия интересовала меня не меньше, чем Китай, а если ты бездомный – я ведь считал себя бездомным, – то вообще не все ли равно, где жить.

Китайцы – очень медлительный народ в том, что касается оформления всех и всяческих бумаг, тем более – выездных. Мы с Шарлотт приготовились провести не меньше года в ожидании и были совершенно потрясены, когда уже спустя три недели после похорон императрицы – срок траура далеко еще не кончился! – китайская сторона дала понять, что все документы, от нее зависящие, оформлены. Кое-какие бумаги находились еще в Париже, поскольку просто не могли совершить путешествие туда-обратно с такой скоростью, – однако китайцы намекнули, что им достаточно телеграфного подтверждения решения нашего МИДа относительно нашего отбытия и закрытия некоторых периферийных консульств. Таковое подтверждение было получено относительно всех, кроме графа Готье – отставка посла должна сопровождаться бо́льшим количеством церемоний, чем отставки консулов и прочих сотрудников. Консульство в Мукдене было ликвидировано в числе первых. И мы с Шарлотт поехали во Владивосток.

Путешествие было очень приятное, ведь мы пользовались заботой властей, с нас, как говорится, пылинки сдували, и совсем скоро мы поселились во Владивостоке – в прекрасном доме близ главной улицы Светланской, на сопке (так в Приамурье, Приморье и Забайкалье называют небольшие горы, скорее даже холмы, чем горы) – в доме с видом на необыкновенно красивую бухту Золотой Рог.

Ко времени приезда в наш новый дом – кстати, прекрасно обставленный! – мы уже знали, что Шарлотт беременна.

Мне захотелось написать об этом отцу, порадовать его, ведь перед такой новостью все наши ссоры казались такими нелепыми и мелкими. Однако я решил подождать рождения ребенка. Общение с жителями Востока сделало меня очень суеверным, да и французы боятся дурного глаза не меньше, чем китайцы и русские.