– Шагу некогда ступить, ага… я заметила… – с невинным выражением пробормотала Алёна.
Эсмэ снова покраснел:
– Ну… Ладно, открою тайну. Конечно, я иногда мотаюсь в Талле… Не на «малыше «Рено», конечно, очень уж он шумный, а беру тетину… обычно ночью, когда тетя спит…
– Так-так, – расхохоталась догадливая писательница Дмитриева. – Ты ездишь в Талле на свидания, правда?
– Ну да. Там живет одна девушка. Она дочь начальника охраны Талле, учится в Сорбонне на химическом факультете, а во время ваканс подрабатывает в экскурсионном бюро. Вообще-то, Бланш моя невеста.
– О Пресвятая Дева… Ты коварный изменник! – воскликнула Алёна, давясь хохотом. – Что же ты делаешь здесь, со мной?
– Понимаешь, у Бланш такие дурацкие принципы! До свадьбы ни-ни и все такое… Нас помолвили еще родители, когда мы чуть ли не в колыбели качались. Представляешь, во Франции до сих пор такое бывает, не только в романах Золя. Семья ее матери владеет несколькими гостиницами в окрестных городках, и когда-нибудь мы с Бланш весь здешний гостиничный бизнес приберем к рукам, так что она понимает, что я никуда не денусь… Мы сидим в машине, иногда целуемся, и все… В Талле ведь особо нечего делать, некуда пойти. Бланш говорит, что думает о будущем, а по-моему, наоборот, совершенно о нем не думает…
– Почему? – озадачилась Алёна Дмитриева.
– Потому! Вдруг выяснится, что мы не подходим друг другу! И что тогда делать? Искать удовольствия на стороне? Ну что за семья получится… Может, мне вообще до нее будет противно дотронуться! Надо попробовать, чтобы сразу понять, быть нам вместе или расстаться. Конечно, бизнес (Эсмэ произнес это слово по-французски – affaires, и Алёна едва сдержала смех, потому что по-русски бизнес и афера тоже почти всегда синонимы) – дело хорошее, но ради него жизнь ломать неохота.
– Логично, – кивнула Алёна. – Так ты ей объясни! Современные девушки легко поддаются логичным доводам.
– Да… – уныло кивнул Эмсэ. – Но я боюсь… понимаешь, боюсь, вдруг она согласится?!
Несколько мгновений Алёна смотрела на парня, потом усмехнулась. Все-таки наша героиня изрядно видела мужчин на своем веку… всяких – молодых, не слишком молодых и вот таких юнцов… она обнимала их, ловила их улыбки, слова, вздохи… и начала чувствовать их совершенно особенным образом. Понимала их очень тонко! И сейчас, глядя на Эсмэ, она видела не только его насмешливое нахальство, но еще и невероятное смущение, и гордыню, и стыд оказаться слабым, несостоятельным перед девушкой, которую он любил – и которой боялся. Которую боялся потерять.
Она улыбнулась тому, сколь причудливо сочетается в некоторых людях распутство и целомудрие (совершенно как в ней самой!), и сказала: