Хотя, пооглядевшись со временем, Маруся обнаружила, что происходит-таки в их молодо-зелено-женском коллективчике некое движение скрытых, но довольно теплых симпатий. Вроде дружбы тайно-масонской. Как говорила умная ее подружка-психологиня Ленка Ларионова, коллективное женское единение всегда стихийно направлено против общего неприятеля… Главное, мол, не как дружить, а против кого дружить. Это и объединят, и сплачивает, и дает пищу для обсуждений, для обмена информацией. Хотя информация в данном конкретном случае, надо полагать, была несколько однобокая – испуганная и обиженная. А какая она еще может быть? Ясно же, что против Анночки Васильевны они тут дружат. А потом поняла вдобавок, что и против нее существует такой же тайно-масонский заговор. Совершенно случайно поняла. В тот как раз день, когда отмечали день рождения Наташи Барышевой.
Отмечали – это, конечно, громко сказано, чего уж там… Никаких особенных отмечаний не было. Так, профанация одна. Рассаживались чинно вокруг стола, около каждой девицы чашка чайная с торчащим из нее хвостиком от разового пакетика да блюдце с треугольничком торта. Все чинно, благородно. Причесочки, строгие белые блузочки согласно требованиям дресскода, разговор какой-то мылкий, за уши притянутый. Господи, да разве так они в своем кокуйском филиале дни рождения справляли? Там же был майский всем день, именины сердца. И сравнить нельзя…
Так и в тот день было. Расселись все, начали чаек прихлебывать, тортик жевать. Вдруг дверь распахивается – девчонка какая-то залетает с цветами. Тут же все со своих мест повскакивали, заверещали восторженно, давай ее обнимать-целовать. Прямо люди как люди в один миг образовались! А тут и Анночку Васильевну ведьмой на метле принесло. Заглянула в раскрытую дверь, спросила грозно:
– Что здесь происходит? Почему шумим?
Потом глянула вполне даже убийственно, как она умеет, на пришедшую с цветами девчонку, помолчала с полминутки и говорит:
– А ты что здесь делаешь, Краснова? Тебя каким ветром сюда занесло?
– Во-первых, не ты, а вы! – звонко откликнулась девчонка, горделиво задрав голову. – А во-вторых, имею я право зайти подругу с днем рождения поздравить? Или вы и это собираетесь мне запретить?
– Ну-ну… Можешь, конечно… – обвела притихших девчонок бритвенным взором Анна Васильевна. – Но чтоб через пятнадцать минут тебя здесь не было. Тут серьезная фирма, а не дискотека. Тут люди работают, к твоему сведению.
– Да я в курсе, Анна Васильевна… – уже ей в спину проговорила девчонка.
У Маруси аж дух захватило от этой сцены. Не знала даже, от чего больше. То ли от смелости этой девчонки, которую, как потом выяснилось, Яной звали, то ли от неловкости за Анночку Васильевну… Ну зачем она так? Зачем обряжается в эту толстую броню, скрывает свою суть человеческую? Ведь есть, есть в ней она, эта суть, Маруся своими глазами видела там, в Кокуе… Тяжело ей, поди, в броне этой жить! Неужели, чтоб скинуть ее хотя бы на время, надо в бане попариться да около коровы Аксиньи в чунях постоять? Что ж это за жизнь у них тут такая тяжелая, господи, что без этой брони совсем существовать не могут?