— Мне кажется, медведь пустил ему крови с избытком, — спокойно ответил Оскан.
— А как же ты собирался очистить его тело от соков из когтей медведя?
— Ничего не слышал ни о каких «соках». Я просто промыл рану и зашил ее. — Теперь уже и Оскан с трудом держал себя в руках.
— Рана загноится, и он умрет, и ты будешь виноват в этом не меньше, чем тот медведь!
Фиррина подошла к груму и внимательно осмотрела зашитую рану.
— Рана в полном порядке. Прекрасно заживает и ничуть не собирается воспаляться. — Она повернулась к солдатам из своего эскорта, бывалым ветеранам, которые не раз сами страдали от ран и видывали всякие увечья. — А вы что скажете?
Они согласились, что рана заживает хорошо. Теперь уже все, кто был в комнате, твердо смотрели на лекаря.
— Никто из вас ничего не смыслит в лечении таких ранений! — взорвался целитель. — Или я немедленно отвезу его в город и сделаю кровопускание, или он умрет!
— По-моему, ему лучше остаться здесь, хотя бы еще дня на три, — тихо возразил Оскан. — Если принцесса позволит, конечно.
— Давайте спросим у больного, — решила Фиррина. — Все-таки это его рука. — Она повернулась к раненому и вопросительно подняла бровь.
Конюх в растерянности переводил взгляд с нее на лекаря, с лекаря на Оскана. У него в голове не укладывалось, как это он стал причиной таких споров.
В конце концов он, заикаясь, промямлил:
— Если можно, пусть Ведьмин Сын и дальше лечит меня.
— Для тебя это Оскан Ведьмин Сын, — резко напомнила Фиррина.
— Этот человек не может знать, что для него лучше! — запротестовал лекарь. — Да он даже не помнит, какой сегодня день, не говоря уже о том, чтобы принимать решения за врача!
— Я помню, какой сегодня день, — возразил раненый, тоже разозлившись. — Сегодня день Тора. И я еще кое-что помню. В прошлом году я упал с лошади и сильно поранил колено. Рана была с четверть нынешней, но все равно загноилась. У меня началась горячка, и прошло не меньше месяца, пока та рана не стала выглядеть так же хорошо, как эта сейчас. А тут и двух дней не минуло! — Он замолчал, вдруг осознав, что опять привлек к себе всеобщее внимание. Но потом набрался смелости и продолжил: — Я тогда был королевским егерем, и его величество прислал ко мне этого человека, своего лекаря. Моя жена говорит, он — лекарь то есть — чуть меня в могилу не свел своим целительством. И еще говорит, что сама вылечила бы меня лучше, меняя повязки и смачивая рану кислым вином, как ее мать учила.
— Что за нелепость! — фыркнул королевский врачеватель. — Я не обязан отстаивать свои методы перед какими-то невеждами!