Разрушители мозга (О российской лженауке). (Арин) - страница 92

Все эти вещи у меня прописаны в научных работах. И здесь я об этом упоминаю только для того, чтобы выразить свое восхищение молодым Энгельсом, который уже в своих ранних статьях интуитивно выразил закон выживания рода (народа). И я полностью согласен с концовкой его другой статьи на эту же тему («Борьба в Венгрии», 1849 г.), которую он блестяще завершил словами: «В ближайшей мировой войне с лица земли исчезнут не только реакционные классы и династии, но и целые реакционные народы. И это тоже будет прогрессом» (МЭ, т.6, с. 186). И хотя «ближайшая мировая война» разразилась через 65 лет, тем не менее, действительно, немало династий полетели, а главное, исчез реакционный русский народ, возродившись в форме революционного советского народа. Именно о таком «советском народе» пророчествовал Энгельс, писавший: «Славянский народ, которому свобода дороже славянства, уже одним этим доказывает свою жизнеспособность, тем самым уже гарантирует себе будущее» (там же, с. 179). И нынешний русский выживет и даже будет процветать только тогда, когда в нем будет меньше славянского, а больше советского.

* * *

Думаю, Энгельс ошибся, причем сильно, только относительно поляков. Действительно, в XIX веке их, возможно не без основания, воспринимали как революционную силу, участвующую в ревдвижениях не только у себя на родине, но и за рубежом. Симпатии европейских революционеров были на их стороне главным образом из-за того, что они выступали против тогдашней царской России — оплота реакционности и мракобесия. Особенно во времена Николая I. Мне кажется, Энгельс деятельность поляков за освобождение от России, т. е. деятельность, носившую национально-освободительные черты, принял за революционность, за социально-политическое движение. Как показала последующая практика, эта «революционность» на самом деле означала чисто шляхетский национализм. Как только поляки добились «освобождения», главной сутью их внешнеполитической деятельности стала борьба именно с революционной, социалистической Россией. После второго освобождения, в связи с распадом СССР, поляки тут же поворачиваются к своим западным хозяевам, и начинают строить свою жизнь по-капиталистически. А по степени ненависти к братьям-славянам в России их превосходят, может быть, только прибалты. Но тем как бы сам бог велел: они не славяне.

Между прочим, об отношении поляков к русским весьма красноречиво писал крупный историк Н.М. Карамзин в послании Александру I, под названием «Мнение русского гражданина». В этом послании среди прочих интересных вещей есть и такие строки: «Нет, Государь, никогда поляки не будут нам ни искренними братьями, ни верными союзниками (курсив Карамзина. — О.А.)». Почему бы мадам Нарочницкой не взяться за критику антиславянизма Карамзина? На самом деле Карамзин был тысячу раз прав и не только в отношении поляков. Его суждение верно в отношении всех славян и прибалтов: все они, может быть за исключением только белорусов, Россию предавали и предавать будут. Шкурные интересы у них всегда были выше идей славянства или панславизма. И Энгельс вновь прав, когда писал: «Таким образом, панславистское единство — это либо чистая фантазия, либо — русский кнут» (МЭ, т. 6, с. 182). К сожалению, «русский кнут» нужен и для самих россиян, чтобы они по дурости не исчезли. Никакая не демократия и даже не автократия, а только кнут, только народная диктатура может спасти Россию.