– Как дедушка?
Вот уже несколько месяцев, как он слег с болями в груди.
– Все поет, – ответствовала она довольно резко.
Уже давно, чтобы как-то себя развлечь перед лицом наступающей слепоты, дед запел. Поставленным стариковским голосом в любое время дня и ночи он распевал гимны, забытые комические баллады и песни, исполнявшиеся у лагерного костра. Похоже, с годами его память становилась острее.
В замкнутой скорлупе автомобиля мамино раздражение бросалось в глаза еще больше; ее тяжкое молчание угнетало.
– Мама, у тебя что-то усталый вид, – сказал я, решив перехватить инициативу.
– Ты бы на себя посмотрел, – отозвалась она. – Что там с тобой приключилось? Ходишь согбенный, словно семьянин со стажем.
– Ничего не приключилось, – соврал я.
Щеки у меня зарделись, постоянный накал ее гнева действовал на меня, как палящее солнце.
– Я помню мамашу этой девицы Бингаман с того времени, как мы переехали в город. Южнее шоссе не было чопорнее твари, чем она. Они – истинные олинджерские старожилы. Деревенщина вроде нас им ни к чему.
Мы с папой попытались сменить тему.
– Твой сын победил в диспуте. Ален, я бы так не смог. Не понимаю, как это у тебя получается?
– Ну как же, Виктор, он весь в тебя. Я вот ни разу не смогла тебя переспорить.
– Это он в дедушку Баера пошел. Если бы дед занялся политикой, Лилиан, то все горести его жизни прошли бы стороной.
– Отец никогда не был хорошим спорщиком. Он брал нахрапом. Не гуляй с низкорослыми женщинами, Ален. Это слишком приземляет.
– Да ни с кем я не гуляю, мама! Ну и воображение у тебя, ей-богу!
– Как же, когда она сошла с поезда, ее тройной подбородок затрясся так, что я подумала, она канарейку проглотила. И еще заставила моего бедного сыночка – кожа да кости – тащить свой саквояж. Когда она проходила мимо, я даже испугалась – сейчас, думаю, как плюнет мне в глаз!
– Должен же я был помочь девчонкам. Она наверняка даже не знает, кто ты.
Хотя, признаться, прошлой ночью я много рассказывал про нашу семью.
Мама отвернулась от меня.
– Виктор, ты только посмотри, он еще за нее заступается. Когда мне было столько, сколько ему, мать этой девчонки нанесла мне рану, которая до сих пор кровоточит, а теперь мой собственный сынок заступается за ее толстую дочку и дерзит мне. Интересно знать, не по наущению ли своей мамочки она за тобой охотится?
– Молли хорошая девочка, – вступился отец. – Она никогда не создавала мне в классе проблем, не то, что весь этот напыщенный сброд. – Для доброго христианина, который решился сказать похвальное слово, его голос звучал на удивление невыразительно.