– Ах ты пидор гнойный! – по-змеиному шипел Шадрин, от души охаживая свернувшегося в клубок разведчика.
А тот лишь вздрагивал при каждом ударе и, уже не пытаясь сопротивляться, помалкивал. Первый испуг, вызванный внезапным нападением (ему на мгновение подумалось, что это «чехи»), прошел вместе с руганью пинающего его сержанта. Поняв, что это «свои», Довыденко испытал несказанное облегчение. Только за одно осознание этого факта он был готов терпеть и сыплющиеся удары, и даже с удовольствием полностью простил бы сержанта, если бы, конечно, тот в этом нуждался. Впрочем, на Шадрина зла он не держал и так, сам виноват. Но, с другой стороны, он ведь всего одну затяжечку, под плащ-палаткой… И как только углядел… или унюхал?
– Сигареты, – потребовал уже переставший пинать Шадрин, – зажигалку, живо!
– А зажигалку-то зачем? – попробовал отбрехаться почесывающий бока пулеметчик.
– Давай сюда, сука! – едва не трясясь от бешенства, замкомгруппы протянул в сторону Довыденко правую руку. – В трупаки нас превратить решил?
Ночной курильщик виновато шмыгнул носом и, ничего не ответив, вывалил на подставленную ладонь сержанта и завернутые в пакетик сигареты, и две совершенно одинаковые зажигалки.
– Следующий раз все зубы пересчитаю! – пообещал сержант, вминая сигареты во влажную почву. Зажигалки он, подумав, положил в собственный карман. Может, и пригодятся когда.
Светящиеся гнилушки, казалось, были разбросаны везде, по всему лесу. Словно тысячи светлячков, они мерцали своим голубовато-блеклым светом, тем самым придавая неповторимое очарование сгустившейся черноте ночи. Во влажном, пахнувшем минувшими дождями лесу стояла непроницаемая тишина. Даже ручей, с вечера громко булькавший с небольшого глинистого водопада, утих, истончил свой звук до едва уловимого журчания. Где-то в вышине за густой листвой не виделись, а скорее угадывались звезды. Их мерцающие точки казались бесконечно далекими и абсолютно невзрачными по сравнению с заполнявшими лес светящимися гнилушками. Сергей, так и не ложившись спать, некоторое время сидел, затем встал, снял накинутый на плечи спальник и, поднеся к глазам ночной бинокль, попытался увидеть, что происходит внизу, там, где занимала позицию тыловая тройка. Но сгустившаяся тьма была непроницаемой. Выключив прибор, он дождался, когда зеленоватое свечение погаснет, и только тогда, оторвав окуляры от глаз, отложил бинокль в сторону. На какое-то время наступила совершеннейшая тьма. Затем она немного рассеялась, открыв контуры близлежащих деревьев с бесконечной россыпью светящихся гнилушек.