Дима привлек ее к себе.
— Ты меня любишь? Да? Скажи. Да?
— Да.
Он прижал ее к себе и стал целовать. Потом поднял на руки и донес до скамейки, широкой, с изогнутой спинкой. Оля оказалась у него на коленях. Поцелуи возобновились, становясь смелее и горячее.
— Маленький мой, зайчик мой, — шептала в упоении девушка, наслаждаясь его лаской. — Солнышко мое, как долго я тебя ждала…
Она не заметила, как оказалась лежащей на скамейке. Его лицо склонилось над нею, а руки что-то готовили, в то время как жадные губы не отрывались от ее рта.
— Ой! — вскрикнула она. — Ой, не надо! Оставь, не надо!
— Надо… — сдавленно отвечал он, — говорила же, что любишь. А вдруг я не вернусь? Потерпи немного…
В зале давно уже не танцевали, стулья были сдвинуты в один угол. Пели песни, вспоминали случаи, походы, школьные вечера. Все казалось значительным и милым, ведь это происходило именно с ними, в их жизни, в той ее части, которая уходит сейчас безвозвратно. За окнами разгоралась румяная заря, от бессонной ночи чуть звенело в ушах, но самая сонная пора — «сторожа спят» — с двух до четырех часов миновала, спать уже не тянуло, а неугомонный Сашка, всю ночь бывший распорядителем бала, так и сыпал шутками, развлекая всех сразу.
Марианна сидела с друзьями. Она вернулась в брючках и широком шелковом блузоне-размахае на мелких пуговках с воздушными петлями: три пуговки сразу, промежуток, и снова три и три. Это было собственноручное изделие, от задумки до исполнения, даже шелковый цветок из той же ткани на груди слева. Волосы она заколола на затылке русым узлом, из середины которого вился своенравный завиток. К ее удивлению, Дима никак не приветствовал ее возвращение, он сидел на стуле и полу-спал, положив руки и голову на спинку переднего стула.
— Так проходит любовь, — проговорила она и по-свойски щелкнула его по макушке.
Автобус подошел к пяти часам. Чистый, сверкающий стеклами, двойной, похожий на гусеницу, он остановился за школьными воротами и посигналил.
— Ура! — раздался общий крик.
Все вскочили и ринулись вниз по лестнице занимать места.
Марианне не хотелось, чтобы Дима с обычной назойливостью сел возле нее. Но он… он даже не пытался! Вместе с ребятами он устроился в самом конце салона, словно не замечая Марианну. А с нею села Любовь Андреевна, подкрашенная, причесанная, надушенная, словно и не бодрствовала с учениками всю ночь.
— Мальчики! — позвала она, — поднимите-ка сюда вон ту сумку, что осталась на ступеньках.
— А что в ней такое?
— Догадайтесь.
— Еда?
— Возможно.
— У-у, мигом.
В большой сумке и впрямь оказались бутерброды, пирожные, апельсины, вода, стаканчики и салфетки, заботливо заготовленные классным руководителем с вечера, когда столы ломились от яств.