– Выйти в люди? – На этот раз в ее голосе звучал самый настоящий, неподдельный, высоковольтный испуг.
– Конечно! У меня никогда не было никаких способностей, я всегда была средней девочкой, средней внешности, из средней семьи и средней школы, и друзья у меня были средние!
– Подожди, Лера. Одумайся! У тебя чудесная семья, ты всегда хорошо училась, сама поступила в институт! Ты пишешь неплохие стихи, играешь на гитаре и пианино, ты работаешь на известной радиостанции и у тебя есть поклонники!
– Ой, Марин, неужели ты сама не чувствуешь, как это банально? С профессией мне не повезло. Музыка… Кому она нужна? Хорошо хоть работу какую-то нашла. О семье, извини, смешно говорить. Моя семья – ты. Поклонники? Какие у меня поклонники? Малолетки с потными руками, шепчут в телефон глупости и гадости…
– Ну, не все же шепчут гадости. А глупости можно шептать просто от смущения. Потом, откуда ты знаешь, что у них потные руки?
– Да не в потных руках дело! Даже не в потных ногах! В этом мире, чтобы добиться чего-то, нужно быть или очень одаренной, или очень богатой! А мой новый дар – это одновременно и богатство, я не собираюсь упускать его. Не собираюсь.
– Хорошо, Лера. Мы поговорим завтра. Это домашний разговор.
Марина быстро ушла, и у Леры остался неприятный осадок. Они и раньше много спорили, Марина не одобряла некоторых жизненных установок своего младшего друга, порой критиковала ее, поучала и упрекала, но, по большому счету, всегда была на ее стороне.
Валерию выписали еще до завтрака. В больничном коридоре пахло подгоревшей овсянкой и цикорным кофе, с неуверенностью в будущем звучали шаги больных. В окна наотмашь било нестерпимое солнце, и в пыльном луче Лера быстро натягивала свою одежду, принесенную из дома Мариной, казавшуюся здесь такой неуместной… Стерильность, хлорка, бледно-зеленые стены, бледно-голубой свет, и вдруг – белое платье с красными маками, полыхающими, как степной пожар, алые туфельки, плетеная сумочка тоже украшена шелковыми маками!
– Марин, откуда такая сумка? У меня не было!
– Это тебе подарок, детка. Подходит к этому платью, да?
– Спасибо, очень красивая!
Очень полная медсестра в приемном покое, выписывавшая какие-то бумажки, подняла голову и улыбнулась:
– Мама молодая, дочка-красавица, все хорошо будет, – пропела она, подпершись рукой. – Даст Бог, лучше прежнего заживете…
Она даже прослезилась от нахлынувших чувств. При виде ее миловидного, но несколько заплывшего жиром лица, ее набухших влагой глаз Марина, казалось, вспомнила что-то.
– Извините, а Нина… Нина Постникова, медсестра. Я хотела передать ей…