Расставила и замерла, сгорая от желания что-то спросить, но ужасно боясь решиться на столь отчаянный шаг, как первой заговорить с зажиточными господами, которыми мы, по ее (отношение окружения показывает, что не только по ее) мнению, являемся.
– Красавица, разрешите предложить вам разделить с
нами ужин,- обратился я к девчушке.
Густо покраснев, от чего веснушки ярко вспыхнули, отчетливо просматриваясь даже сквозь густой загар, она тихо призналась:
– И совсем я не красавица, я эта… замухрышка…
– Глупости,- уверенно заявил я.
Она шмыгнула вздернутым кверху облупленным носом – видать, обгорела на солнце.
Подбежал обеспокоенный трактирщик:
– Что-то не устраивает дорогих гостей? Только скажите, сей же миг исправим.
– Пахнет изумительно,- успокоил я его.- Мне просто захотелось побеседовать с этой прелестной девушкой. Вы ведь не против?
– Нет-нет. Так я пойду, там на печи…
– Идите,- разрешил я, не испытывая удовольствия от его присутствия.
Когда он скрылся за занавеской, отгораживающей подсобные помещения от общего зала, девчушка собралась с духом и выпалила:
– А вы богатырь?
– Да.- Я не стал ее разочаровывать. Хотя, наверное, еще не имею права в полной мере им считаться. Заявления я не писал…
– Самый настоящий?
– Самый.
– Взаправдашний?
– Даже больше.
– Ух ты! А где ваш меч?
– В комнате остался.- Скосив глаза, я с сожалением посмотрел на остывающие грибы, которые проворно исчезали в тарелках подружек. Там, впрочем, тоже не задерживаясь. Слушать они могут и с набитыми ртами…
– А если тать нападет?
– Какой тать?
– Большущий и злой-презлой.
– Убегу,- признался я.
Она рассмеялась:
– Богатыри не бегают, они ж не зайцы.
– Правильно. Возьму его за ухо и отведу к участковому, на перевоспитание.
– Вы хороший,- решила она и убежала, сверкая босыми пятками.
А тут и моя жареная курочка подоспела. На несколько минут за нашим столом воцарилась тишина, лишь ложки стучат о чугунки да косточки хрустят.
– Ух,- отложив ложку, довольно вздохнула Леля.- Я тут подумала…
– Угу… ням-ням…
– Я знаю одного волхва, может, он поможет…
– Негоже крещеному человеку на поклон к богомерзкому чернокнижнику идти,- насупилась Ливия.
– Он не чернокнижник,- вступилась за волхва рыженькая.
– Они приносят Человеческие жертвоприношения.
– Не приносят!
– Не ссорьтесь,- отодвинув блюдо, попросил я.- Вы обе хотите мне помочь, и, поверьте, я это очень ценю.
– Можно подумать, я не хочу! – обиделась Ламиира, с подозрением принюхиваясь к пластику сыра.
– Когда ты дуешься, у тебя губки еще красивее.
В ответ ослепительная улыбка.
– А у нас, значит, они некрасивые? – насупились рыженькая и златовласая.