При свете дня (Солоухин) - страница 80

Не будем сейчас пережевывать жеваное, то есть тему Парвуса, через которого шли деньги, тему «пломбированного вагона», в котором Германия провезла тридцать головорезов-революционеров через свою территорию в Стокгольм, откуда эта «тридцатка» без труда, через Финляндию, перебралась в Петроград. Об этом много написано.

Достаточно посоветовать две книги С. Л. Мельгунова: «Как большевики захватили власть» и «Золотой немецкий ключ большевиков». Что касается количества немецких денег, с которыми высадился на российскую землю десант большевиков, то добросовестные исследователи сходятся на сумме 50.000.000 марок золотом. В те времена это была астрономическая цифра.

Мы же укажем лишь на одну маленькую подробность. В Стокгольме Ленин садился в поезд в котелке, а в Петрограде, на площади перед Финляндским вокзалом, он оказался в кепке. Ближе к образу пролетария.

Большевики «окопались» в Смольном, превратив его в вооруженную крепость. Там они разработали подробный план захвата важнейших стратегических точек столицы. Вся «революция», то есть весь переворот, сводилась к захвату этих точек и к аресту Временного правительства, бесплодно и бесцельно заседавшего в Зимнем дворце.

Задним числом мнения специалистов, историков сходятся на том, что, если бы в Петрограде находился хотя бы один полк, верный России, никакого переворота не произошло бы и штаб-квартира большевиков в Смольном была бы разгромлена. Но не оказалось в Петрограде такого полка.

А массы? Массы были неоднородны. Как известно, в Петрограде возникло после Февральской революции двоевластие, а вернее сказать — безвластие. Было Временное правительство, возглавляемое подставной фигурой — Керенским. Но был также Петроградский Совет, который сам себя тоже считал властью. Революционной властью. На Петроградский Совет и решили опереться большевики. Петроградский Совет попался на эту удочку.

Пожалуй, я выпишу одну яркую картинку в пол-странички из книги Джоэля Кармайкла о Троцком.

«22 октября — в „День Петроградского Совета“ — несметные толпы „демократического населения“ вышли по призыву Совета на массовые митинги… В этот день Троцкий произнес одну из самых эффектных своих речей. На этот раз, как сообщает наш главный свидетель Суханов, „все дело было в настроении… Настроение окружающих граничило с экстазом… Троцкий предложил краткую и весьма расплывчатую резолюцию, что-то вроде „Защищать рабоче-крестьянское (?) дело до последней капли крови! Кто за?“ Взметнулись тысячи рук. Я видел эти поднятые руки и эти горящие глаза… Что привело их в такой восторг? Может, им приоткрылся краешек того „царства справедливости“, о котором они мечтали? Или под влиянием этой политической демагогии они прониклись ощущением, что присутствуют при историческом событии? Не знаю. Троцкий продолжал говорить. Он проревел: „Пусть это будет вашей клятвой — отдавать все силы и принести все жертвы в поддержку Совета, который взял на себя славную задачу довести до конца победу революции!“ Толпа не опускала рук. Она соглашалась. Она клялась. С гнетущим чувством я взирал на эту величественную сцену“. Разжигая настроения политически активных элементов Петрограда, Троцкий создавал обрамление, необходимое для успеха переворота.