— Делай, как я! — предлагает наш сопровождающий, и наш взвод, повторяя его действия, дружно съезжает вниз практически на пятой точке. И так подразделение за подразделением. Отряд не мешкая, приняв боевой порядок на время перехода, решительно пошел на сближение с противником.
— За мной! Не отставать! — снова команда, и мы, взяв на изготовку автоматы, теперь бежим за Дышинским. Бежим по твердому, довольно ровному насту, по-видимому дну озера или старицы.
Впереди попеременно то справа, то слева взлетают ракеты. Теперь до них недалеко, и с каждой минутой они становятся все ближе. Изредка снежную пелену прожигают трассы пулеметных очередей. Они красноватыми светлячками проносятся где-то около.
— Не отставать! Не растягиваться! — подбадривает Дышинский.
А как тут не растянуться, когда в трех — пяти метрах трудно что-либо различить. Метель нещадно бьет в глаза, дышать трудно, а идти надо. Вьюга играючи, словно белым пологом, укрывает, надежно маскирует наши следы.
С нами идут и два проводника.
Оборона немцев в этом районе была не сплошной. Она представляла собой систему опорных пунктов, между которыми была огневая связь, а в ночное время осуществлялось патрулирование. Выбранный маршрут перехода переднего края на этом участке был не случайным. Он обеспечивал отряду внезапный выход в тыл противника, и, что немаловажно, кратчайшим путем. Поэтому проводники поведут нас в обход, вне дорог и населенных пунктов. Несмотря на плохую видимость, направляющие уверенно бегут впереди, мы — за ними. Пока все относительно тихо. Наконец, попадаем в устье оврага. Здесь тише, но снега под ногами больше. Темп движения замедляется. Овраг довольно глубокий. Его верхняя кромка почти сливается, теряется в мельтешащей перед глазами снежной пелене.
Идем, соблюдая предусмотренный планом порядок. Но каждый метр пути достается с трудом. Хотя стараемся выдержать ускоренный темп движения, но кажется, мы не идем, а плывем в снегу, пропахивая в нем глубокие борозды.
Признаться, я неуютно чувствую себя в этом снежном лабиринте, стиснутом с обеих сторон крутостенными громадами оврага, края которого на фоне неба почти не просматривались, только временами ориентировочно угадывалась кромка. Да и та виделась лишь при подсвете ракетами с переднего края. Видимость ограниченная. В сознание закрадывается тревога — не дай бог, о нашем продвижении узнают или на нас случайно натолкнутся немцы: тридцати — сорока автоматчиков было бы достаточно, чтобы сверху забросать нас гранатами, а оставшихся добить автоматным огнем. По сути дела, мы не сможем даже развернуться, принять боевой порядок. Кроме того, достаточно нескольких удачных бросков гранат, и мы сами бы подорвались, так как представляли собой живые, начиненные толом торпеды.