Марина не заметила, как перешла на крик, и лишь когда скрипнула дверь, ведущая в подсобку кафе, где ночевала Тоня, Марина замолчала.
Андрей на скрип обернулся, махнул Тоне: мол, сгинь! И она сгинула.
– Марина! Даже преступнику дают возможность сказать последнее слово. И выслушивают его! И я прошу тебя, выслушай! Просто для того, чтобы понять меня.
– Хорошо, говори. – Марина взяла в руки чашку, но руки дрожали, и она осторожно поставила ее на место. В последний момент рука у нее дернулась, и на льняной скатерти расползлось безобразное коричневое пятно.
Марина виновато посмотрела на Андрея.
– Не переживай, Мариш, уберем все...
* * *
Из дневника Марины
«Этот день я вспоминала постоянно. Сначала просто проживала в нем, и только в нем, в этом дне. Потом он стал неотъемлемой частью меня, как рука или нога.
День был обычный в череде дней конца августа, если можно назвать обычным день совершенно необычной для двоих недели, когда каждая минута каждого дня, словно прозрачная капля, капала в сосуд времени, и с каждой каплей места в этом сосуде оставалось все меньше и меньше. Мы не считали ни минут, ни часов; не замечали людей, которые были рядом. Они читали книжки, прячась в тени скалы, ели переспелые розовые помидоры, щедро посыпая срезы солью, играли в карты и в мяч. Люди были шумными. Ладошкой по мячу били гулко, разговаривали громко, даже газетой шуршали оглушительно. Но мы почти ничего не слышали. И никого не видели. У нас была своя жизнь, параллельная. Она проистекала на поляне в старой желтой палатке, которая днем до одури раскалялась на солнце, а ночью остывала, и если бы мы были врозь, то замерзли бы, наверное.
Мы сидели до глубокой ночи у костра, грелись травяным чаем, разговаривали и смотрели на звезды, которые отсюда были ближе. Звезды сыпались с неба, падали в костер, а из костра улетали в небо искры, чтобы стать новыми звездами. У меня кружилась голова от этого звездного круговорота, от близости любимого мужчины, такого взрослого, серьезного.
Мы почти не спали – жаль было времени на сон. Август истекал, заканчивались мои каникулы, а вместе с ними и наше с Андреем счастье. Он ничего не говорил про наше будущее, а я не знала, как его спросить. Ну почему все в отношениях между мужчиной и женщиной всегда решает он?! Если бы он спросил меня: как мы будем жить с тобой дальше, я бы сказала ему, что у меня есть в Питере комнатка, доставшаяся мне от бабушки, маленькая, но уютная. И в ней нам обоим хватит места.
Но он не спрашивал, как мы будем жить дальше. И я думала, как я буду без него?! Я же не смогу даже письмо ему написать! Кто принесет ему письмо в эти скалы?!