– Вы мне не поможете сориентироваться? – Огромная двухметровая фигура в джинсовом костюме, с длинными грязными волосами, забранными в хвостик, приближалась к нему. Джинсовый костюм! Ничего более нелепого нельзя было придумать в такую жару. Павел представил, как тело этого гиганта исходит потом под курткой, мутные отвратительные капли струятся по мощным ляжкам, и его затошнило. Но нужно было работать. Он надел на лицо гримасу улыбки и осторожно, стараясь не потревожить больную голову, шагнул навстречу клиенту:
– Что вас интересует конкретно?
– Вот. – Парень ткнул пальцем куда-то вбок и стал о чем-то долго, мучительно долго рассказывать, рассчитывая на квалифицированный совет.
Запах пота накрыл, задушил, толстый палец с печаткой замотался перед глазами, слова застучали градинами по больной голове. Ну что ему надо, что ему надо, зачем он его так мучает?
– … Как вы думаете, срастется?
О чем он ему сейчас говорил? О чем спрашивает? Барабанная дробь в голове заглушила слова, ничего невозможно услышать, невозможно понять, только это: бум-бум-бум-бум бум-бум-бум-бум. Странный мотив, знакомый мотив… Не вспомнить.
– … А потом присоединить…
Да ведь это же просто детская считалка!
За стеклянными дверями стоит плаха с топорами…
Нет, там было как-то не так. Весело и просто там было. Беззаботно, легко там было.
За стеклянными дверями стоит мишка с пирогами,
Здравствуй, мишенька, дружок! Сколько стоит пирожок?…
Сколько стоит! Сто тысяч евро он стоит, пирожок, пирог, пирожище. Сто тысяч евро – ни больше ни меньше.
– … Значит, советуете брать?
Разве можно давать такие подлые советы? Такое он и врагу не посоветует. Сто тысяч евро…
– Назаренко! К телефону!
Павел очнулся и в недоумении уставился на клиента. Нет, это не он сказал последнюю фразу про телефон, это…
– Паша! Ты что, не слышишь? К телефону тебя!
Это Антон из соседнего отдела. Спасибо, Антошка, избавил от необходимости продолжать разговор с этим уродом, от необходимости думать о том, о чем думать страшно. Но кто может ему звонить? Оля? Проснулась, соскучилась, почувствовала, как ему сейчас плохо, и позвонила? Оленька, милая, ну конечно, это она. Как, оказывается, мало ему нужно, чтобы все вернулось на свои места: просто услышать ее голос.
Не обращая внимания на головную боль, Павел побежал к телефону. Схватил трубку и, задыхаясь, спросил:
– Оля, ты?
* * *
Вот и произошло, вот и случилось. Катастрофа разразилась. Он знал, он ждал, он боялся, но все-таки надеялся, что кошмар останется кошмаром только внутри его, не вырвется наружу. Вырвался, и исправить теперь ничего нельзя. Зачем, зачем он взял эти деньги?