Пока я выдвигал эти предложения — опершись о стол для пущей устойчивости — я понял, что в голове у меня формируется второй ряд идей. До этого момента я был сосредоточен только на своей книге. Я не думал о серии в целом, но сейчас до меня дошло, что «Керр-энд-Декстер» отнеслись к ней небрежно. Их серия про двадцатый век была просто ответом на похожий проект конкурирующего издательства — в котором они увидели перспективу и не собирались её упускать. Но вышло, что, приняв решение запустить этот проект, они уже почувствовали, что их работа сделана. Только чтобы выжить на рынке, чтобы поспевать за конгломератами, как часто повторял корпоративный вице-президент «К-энд-Д» Арти Мельцер, компания должна расширяться, и скинув такую идею подразделению Марка, они превратили её в сотрясение воздуха. У Марка не было нужных ресурсов, но Арти знал, что тот всё равно возьмётся, потому что Марк Саттон, не умеющий отказывать, брался за всё. Потом Арти мог забыть о проекте, пока не придёт время раздавать оплеухи за то, что серия провалилась.
Однако Арти упустил из виду, что именно эта серия действительно была хорошей идеей. Ладно, другие делают похожие вещи, но так всегда бывает. Надо просто сделать всё первым и лучше. Материал — иконография двадцатого века — был в наличии, готовый и ждущий оформления, но пока, насколько я видел, Саттон собрал максимум половину комплекта. У его идей не было ни фокуса, ни структуры.
— Потом ещё есть, ну не знаю, великие спортивные моменты. Бейб Рут. Тайгер Вудс. Во, космическая программа. Да им переводу нет.
— Хмм.
— И мне кажется, у всех книг должны быть похожие названия, — продолжил я. — Что-нибудь узнаваемое — например, моя, «Включаясь: от Хэйт-Эшбери до Силиконовой Долины», так книга Дина вместо просто «Венеры» может называться «Снимая Венеру: от… Пикфорд до Пэлтроу», или «от Гарбо до Спенсер», в таком ключе. Клер, если она ограничилась парнями, может называться «Взращивая сыновей: от Бивера до Барта». Не знаю. Пусть будет общая формула, их будет легче продавать.
На другом конце провода уже давно молчали, а потом раздалось:
— И что я должен по-твоему сказать? Сегодня пятница. У меня есть проекты, которые надо сдать сегодня.
Я представил Марка в кабинете, скрюченного, ошалевшего, пытающегося управиться с кучей работы, едва надкусанный чизбургер у него на столе, секретарша, в которую он влюблён, ритуально унижает его каждый раз, как их взгляды встречаются. У него кабинет без окон на двенадцатом этаже старого здания Портового Управления на Восьмой-авеню, и он проводит там большую часть жизни — включая вечера, выходные и праздники. Во мне поднялась волна презрения к нему.