Услышав шаги по палубе, Полундра быстро исчез, будто его смыло набежавшей волной в море. А вот Сухомлин не успел. Увидев силуэт на палубе, Хеттиф навел на него пистолет и что-то закричал на неизвестном языке. Впрочем, не надо быть полиглотом, чтобы догадаться, какую фразу он прокричал. Догадался и курсант, остановившись и подняв руки вверх. Была, правда, мысль попытаться сбежать: ночь как-никак, видимость плохая, а корабль свой Сухомлин знал уж точно лучше, чем сомалиец. Но внутренний голос удержал курсанта от необдуманного поступка. Даже освободившийся, наконец, от крепких оков Тузик не бросился на ненавистного ему чужака, а только лишь ощерился и злобно зарычал, показывая, что готов защищаться.
Али осторожно подошел к курсанту и направил пистолет в лицо моряку.
– Кто ты есть? – на ужасном ломаном английском произнес пират.
Прищурив и без того неширокие глаза, он пристально всматривался в испуганное лицо курсанта.
– Курсант, моряк, – запинаясь ответил Сухомлин.
– Ты здесь не один...
– Нет, я один. Я не знаю ничего. Я гальюны драил, наряд отбывал, – сказал курсант, но затем, подумав, что такие специфические слова сомалийцу с его уровнем знания английского явно незнакомы, пояснил проще: – Мыл туалеты.
Вид африканца не внушал особого оптимизма россиянину. Белки глаз бандита злобно горели в ночной темноте, широкий нос шумно вдыхал и выдыхал воздух, губы были крепко поджаты, а напряженная, как стальной трос, рука с пистолетом была направлена прямо в лоб курсанту. «Такой пристрелит и не вздрогнет», – подумалось моряку. По всему было видно, что плюгавый не верит курсанту и его непричастности к происходящему. «Наверное, он видел, как я и товарищ старший лейтенант вылезали из шлюпки», – метались мысли Сухомлина. Переживший за сегодня больше волнений, чем за всю предыдущую жизнь, он ощутил новый прилив страха и какого-то нервного возбуждения.