Весь «финал» (конечно же, настоящий финал будет с Дебилом; это финал между учениками) я так нервничаю, что чуть не проигрываю. Мой противник, парень по имени Уэйн, и вправду молодец. Он играет разновидность ферзевого гамбита, с которой я не знакома. Какое-то время шансы равны. Потом, почти слишком поздно, до меня доходит, что он делает. К счастью, у меня еще есть время поймать его короля; руки трясутся так сильно, что я боюсь выронить фигуру… мат! Сейчас буду играть с Дебилом!
Я ожидаю, что он будет впечатлен, а возможно, и унижен тем фактом, что ему вообще предстоит со мной сражаться. Я воображаю, как сейчас он скажет что-нибудь вроде: «Ну, мисс Батлер, я в вас ошибался». Но не тут-то было. Вместо этого он, когда мы пожимаем друг другу руки перед началом, тихо шепчет: «Женщины всегда добираются до вершины бесчестными способами. Что ж, давайте с этим побыстрее покончим. Думаю разделаться с вами минут за пять — или меньше».
Вообще-то я боюсь с ним играть. Наверняка он по-настоящему силен в шахматах, да и, в конце концов, его до сих пор никто не побил. Однако после нескольких первых ходов я насквозь вижу его атаку. Это атака Рубинштейна — ее использовал Каспаров в партии, которую я видела в одном из дедушкиных шахматных пособий. Дедушка даже посвятил ей целую «Мозговую Мясорубку». Так что когда Дебил передвигает ферзя на с2 и смотрит на меня, самодовольно ухмыляясь, я полностью готова. Его главная ошибка в том, что он напрочь игнорирует мои ходы и один к одному повторяет атаку Каспарова. Через десять минут я ставлю ему мат.
Я планировала сказать что-нибудь милое и вежливое, типа: «Отличная игра, сэр», — никаких страшных грубостей из моего фантазийного мира. Но Дебил не дает мне сказать и слова. С обиженной, озадаченной и униженной гримасой он просто-напросто молча покидает зал. Мальчики — все они наблюдали за игрой, — смотрят на меня так, будто я какой-то ядовитый монстр, поджидающий в конце уровня одной из их видеоигр. В моих фантазиях все они дружно аплодируют моей победе над злобным тираном Дебилом, но в реальности хлопают только их родители и мои старики. Однако я своего добилась.
Когда Бен наконец появляется, с ним Эстер.
— Мы сбежали, — говорит она, войдя. — Нас тут нет.
Я что-то пропускаю? Что бы это ни было, им, похоже, весело. Оба красные и слегка запыхавшиеся, будто дети, играющие в снежки.
— Она имеет в виду, что ее здесь нет, — говорит Бен, подойдя к кровати и сев рядом со мной. Эстер примостилась в изножье.
— Где вы были? — спрашиваю я.