Ближайшие минут десять я сижу, считая слова, и у меня получается следующее: Не уходи дай сдачи сражайся с корпоративным врагом встретимся в твоей комнате сего дня вечером в восемь это война. Умереть не встать. Сперва я на миг инстинктивно отказываюсь понимать, что это на самом деле значит, и внезапно вспоминаю про Фрэнсиса Стивенсона и таинственный текст, с помощью которого он зашифровал свою карту сокровищ. Вспоминаю, как дедушка объяснял, что всегда нужно задумываться: в каких книгах найдутся нужные слова для твоего особого сообщения? Я смотрю на лексику письма. Сражайся, корпоративным, врагом, война. Ни одного из этих слов не найти в той книжке про девочку и коня, которую я послала. Я улыбаюсь, глядя на раздробленное слово «сегодня», написанное в письме через пробел. Как ни странно, иногда простое слово, вроде «сегодня», трудно отыскать даже в длинном тексте. «Женщина на обрыве времени» написана в прошедшем времени, а это значит, что слово, относящееся к настоящему, может найтись только в прямой речи.
Но, наверное, сейчас все это не важно. Я перечитываю послание, мысленно расставляя знаки препинания. Не уходи. Дай сдачи. Сражайся с корпоративным врагом. Встретимся в твоей комнате сегодня вечером в восемь. Это война. От кого это? Что происходит? И тут меня пронзает догадка. Я не думала, что враг существует. Потом поняла, что враг — это я. И решила дезертировать. А теперь — возможно ли это? — мне, видимо, предстоит узнать, что существует и другая сторона. Видимо, она должна существовать, раз есть враг. Мой мозг прокручивает пленку с событиями последней пары недель, точно дешифратор паролей, подставляющий одну букву за другой, чтобы увидеть, какая подходит. Я чуть ли не слышу чик — чик — чик — это лица, совпадения, встречи, фразы становятся на свои места. И я вдруг понимаю, что могу довольно точно предсказать, кто придет сегодня вечером в мою комнату. Ни дать не взять «Клудо».[109]
Раздается шум — словно мраморные шарики сыплются на бетон, — и клочок солнца в кабинете Бэббиджа исчезает, точно коврик, который кто-то просто сдернул со стены и свернул. Забавно, как сразу темно здесь стало без солнца. Я вздрагиваю. Да еще вдруг похолодало. Я встаю и иду к окну — глаза Бэббиджа, кажется, по-прежнему следят за мною. Градины, здоровенные, как кляпы, валятся с небес. Я стою в этой промозглой сумрачной тишине и наблюдаю, как люди снаружи ныряют в лавки и подъезды или спешно открывают прихваченные на всякий случай зонтики. Один мужчина бежит сломя голову по внезапно опустевшему тротуару, прикрыв голову пластиковым мешком из супермаркета. Из окна веет запахом мокрых листьев.