Карандашные наброски и этюды были "арифметикой", но подчас он задавал и "алгебраические" задачи - на наблюдательность.
Он уходил к себе в комнату и через минуту снова появлялся:
- Марков, что изменилось в моей одежде? Считаю
до десяти.
- Вы вложили в карман пиджака белый плато
чек,-отвечал Марков в интервале между пятью и.
шестью.
Аввакум кивком головы указывал на коробку с конфетами.
- Прошу!
Марков с удовольствием угощался, но сам Аввакум не притрагивался к конфетам -к сладостям он был. равнодушен. Затем он снова уходил к себе и опять появлялся.
- Марков, что изменилось в моей внешности? Считаю до пяти.
Он считал до пяти, потом начинал счет заново - давал ученику возможность явиться на "переэкзаменовку".
Вконец смущенный, Марков молчал.
Аввакум вздыхал с горестным видом.
- Ну-ка, взгляни сюда,- указывал он на плато
чек.- Прежде он был сложен прямо и находился в горизонтальном положении, а сейчас над изгибом выглядывают два уголка... Ведь это же так бросается в глава, разве можно не заметить?..
Порой, когда его одолевала скука из-за этой "сидячей" жизни, он забирался в область "высшей математики" наблюдательности.
- Марков, какую новую особенность ты замечаешь
в моей одежде? - спрашивал он.- Можешь смотреть
сколько угодно, регламента я не устанавливаю.
По истечении нескольких минут Марков растерянно разводил руками. У бедняги был такой несчастный вид: он явно рисковал попасть во "второгодники".
- В конце концов я могу рассердиться,- говорил
Аввакум, хотя голос его оставался все таким же мягким и спокойным. Последнее время ты становишься
все более рассеянным, друг мой, уж не Наталья ли
Николаева этому причина?
Марков покраснел. До сих пор с секретарем профессора Трофимова он обменялся лишь несколькими словами, притом по совсем незначительному поводу. Однако покраснел он до корней волос.
- Не знаю, как далеко заведут тебя твои авантюры!- качая головой, корил его Аввакум.- Любовь слепа!- Он указал на свой галстук, желтый в синий горох:- Будь добр, погляди на этот узел! Забудь на ми
нуту небесные глаза Наташи, вынь их из своей души и
подумай: ты когда-нибудь видел, чтобы я подобным образом завязывал галстук? Делал такой огромный, широкий узел? Едва-едва затянутый и как будто впопыхах,
без зеркала? Ты никогда в жизни не видел у меня та
кого безобразного узла, и то, что характерные для меня
привычка, манера, стиль, если угодно, внезапно нарушены, должно было сразу произвести на тебя должное
впечатление! Эти вещи куда важнее платочка в карма
не пиджака. Сунут его туда, и он себе лежит, нет нужды переворачивать его так и этак, а галстук каждый