В сумерках комбриг собрал комбатов, их заместителей и командиров рот, коротко обрисовал ситуацию, спросил совета. Молодые командиры с усталыми, суровыми лицами заговорили не сразу. Про себя оценивали нынешний бой, вспоминали прошлые, когда вот так же случалось сталкиваться с сюрпризами врага. Наконец, комиссар батальона Ларченко произнес:
— Ночная атака с вынесенными фарами…
Ещё с полминуты было тихо, потом раздался оживленный гул голосов. Боевые офицеры-танкисты сразу уловили мысль товарища и по достоинству оценили её. Детали обдумывали недолго.
После тяжелого дневного боя фашисты вряд ли предполагали, что русские способны продолжать атаки ночью, и всё-таки держались настороже. Осветительные ракеты то и дело разрывали тяжелый мрак, с высоты остерегающе постреливали крупнокалиберные пулеметы, их трассы, словно смертоносные щупальца, обшаривали «ничейную» полосу и наш передний край. Темно и тихо было в расположении передовых батальонов танковой бригады, а между тем под покровом ночи здесь совершалась та напряженнейшая работа, которая предшествует атаке. Экипажи наполняли машины боеприпасами и горючим, вместе с ремонтниками устраняли повреждения и тщательно проверяли механизмы. Укрытые от вражеских глаз брезентом, там и тут вспыхивали голубые огоньки газосварки. Готовились к атаке автоматчики, пулеметчики, артиллеристы. Саперы после полуночи доложили, что в минных полях перед высотой сделаны проходы…
Было ещё далеко до рассвета, когда от могучего грохота корпусной артиллерии задрожала земля. Несколько минут огненный ураган бушевал над передними траншеями врага, а когда он откатился к вершине и дальше, фашисты увидели за тающим дымом и пылью надвигающиеся на них снопы света, услышали знакомый им, холодящий душу гул русских дизелей и жесткое постукивание танковых траков.
Уцелевшие после артналета расчеты «кобр» бросились из укрытий к своим пушкам. Они сразу догадались, что русские специально включили фары танков, чтобы в ночной атаке давить на психику противника, но этот прием мало подействовал на отборных головорезов. Опытные противотанкисты, они хорошо знали, на каком борту у «КВ» и тридцатьчетверок расположены фары, уверенно выносили точку прицеливания от рефлектора, чтобы снаряд угодил в середину лобовой брони.
Фары — не прожектора, они, попадая лучом в прицел, слепят не настолько, чтобы наводчик потерял точку прицеливания и промахнулся. Выходит, русские сами облегчили артиллеристам противника стрельбу по своим танкам?..
С высоты навстречу атакующим засверкали острые, злые огни «кобр», их резкие, сухие выстрелы слились в сплошной грохот. Смутная, изорванная огнями тьма всасывала трассы снарядов, они уходили в неё, как в бездну, а горящие фары неумолимо надвигались на высоту — ни одна не погасла, ни одна не остановилась, и нигде не вспыхнул газойлевый костер подожженного танка. Растерявшиеся расчеты начали обстреливать светящиеся фары с разных сторон, но результат был тот же, вернее, не было никакого результата — снаряды уходили в пустоту. Казалось, эти лучи и гул, и грозный скрежет траков рождают какие-то бестелесные существа, неистовый огонь «кобр» становился панически бесприцельным. А советские танкисты уже открыли ответный огонь с ходу по засеченным вспышкам орудий и пулеметов, огневые точки фашистов начали умолкать одна за другой.