Я взял винтовку, обошел «Эксплорер» сзади, открыл заднюю дверцу, положил винтовку в багажное отделение.
Из ящика для инструмента достал бухту буксировочного троса. Каждый конец был снабжен защелкой и контровочной втулкой.
— Джимми! — нервно позвала меня Лорри. — Он приходит в себя!
Поспешив к распахнутой водительской дверце, я обнаружил, что Бизо стонет и мотает головой.
— Вивасементе, — пробормотал он.
Раньше, прощупывая ему пульс, я положил булыжник рядом с ним. Теперь поднял и хватил безумного клоуна по лбу.
— Сифилитический хорек, свинья из свиней…
С первым ударом я сдерживался, второй раз ударил от души. Он вновь потерял сознание.
Четырьмя годами раньше Панчинелло уже подвиг меня на насилие, и тот факт, что я могу ударить человека, меня не удивил. Сюрпризом стало другое: мне понравилось. От чувства глубокого удовлетворения к лицу прилила кровь, и я врезал Бизо еще раз, хотя необходимости в этом не было.
Я, конечно, человек мирный, и христианские ценности для меня — закон, но какая-то часть меня верит, что сдержанность в реакции на зло аморальна. Справедливость и месть разделены линией, такой же тонкой, как натянутая над манежем проволока, по которой должен пройти воздушный гимнаст. И если ты не удержишь равновесие, тогда ты обречен… независимо от того, упадешь ты вправо или влево от проволоки.
Я выволок Конрада Бизо из кабины «Эксплорера» и подтащил к ближайшей сосне. Далось мне это нелегко, но, полагаю, будь он в сознании, я бы просто с ним не справился.
Усадив его спиной к дереву, я расстегнул дубленку, просунул один конец троса в левый рукав, второй в правый, расправил на груди, после чего застегнул дубленку на все пуговицы. Оба конца троса затащил за дерево, натянул как мог, закрепил с помощью защелок и контровочных втулок.
Люфт оставался минимальным. Руки Бизо охватывали дерево, так что он никак не мог добраться до пуговиц дубленки. Последняя, по существу, превратилась в смирительную рубашку, которая давно по нему плакала.
Я вновь проверил пульс на шее. Сердце Бизо билось сильно и ровно.
Вернувшись к «Эксплореру», я надел кожаные перчатки. Смел с сиденья крошки стекла, сел за руль, захлопнул дверцу.
На пассажирском сиденье Лорри обхватила руками низ живота, попеременно втягивала воздух сквозь стиснутые зубы и стонала.
— Хуже? — спросил я.
— Помнишь сцену в «Чужом», когда он вылезал из груди?
На приборном щитке лежал кожаный пенал с двумя шприцами.
— Он хотел вколоть мне эту дрянь, чтобы я во всем его слушалась, — пояснила она.
Ярость вспыхнула во мне белым пламенем, но не имело смысла позволить ей превратиться в лесной пожар.