— Она? — недоверчиво вытаращил глаза Конрад. — Перешла? Вот так номер!
— И поэтому ты должен ее убить! — со старательностью заевшей граммофонной пластинки нудно втолковывал Самуил. — Ты нам поклялся!
Конрад издевательски присвистнул, будто насмехаясь: еще чего, а больше вам ничего не надо?
— Не ищи ее пока, — вкрадчиво шептал Гавриил, доводя свою инструкцию до уровня навязчивого внушения, автоматически фиксирующегося в податливом подсознании захмелевшего вервольфа. — Вы встретитесь в нужный момент и в подходящем месте. А сейчас тебе нужен помощник и соратник. По замыслу Господа, в мире одновременно присутствуют три эрайи, точно так же, как и три дара «Божьего Завета», три ключа от рая и ада, три воина Сатаны…
— Ну да, понимаю, — едко хмыкнул Конрад. — Так вот откуда пошел и триединый Бог, и возникло выражение: «Бог троицу любит…»
Самуил кивнул:
— Все верно! А посему нужно собрать все недостающие элементы…
— Пазлы Господа? Как я вам третьего эрайю-то найду? — неопределенно пожал плечами фон Майер. — Я же не ясновидящий.
— У него есть точно такой же серебряный крест, как и у тебя, — терпеливо подсказал Уриэль.
— Щас, — дурашливо заржал оборотень, — буду я еще ко всем встречным-поперечным за пазуху лазить, крест искать…
— Ну ладно, убедил, — снисходительно скривился Гавриил, — мы поможем тебе и на сей раз. За пазуху ни к кому лазить не придется. Искомый эрайя упомянет слово «завет». Не забудь…
— Не забуду, — автоматически пообещал вервольф, которого неудержимо тянуло в сон, вызванный убойным воздействием алкоголя и перенесенным стрессом. — Завет так завет…
— Убей Селестину, — напомнил Гавриил. — Искорени в своем сердце жалость к ней и не позволь новоявленной приспешнице Сатаны обольстить или околдовать себя. Найди три артефакта «Божьего Завета» и три ключа от рая и ада. Обещаешь?
— Обещаю, — послушно пробубнил Конрад, неловко валясь на бок. — Обещаю все что угодно, только отвяжитесь и дайте мне поспать… — Он громко захрапел.
Божьи слуги довольно переглянулись и поднялись с земли, оставляя крепко заснувшего Конрада наедине с его печальной участью, подразумевающей безысходность, загубленную любовь и убийство ни в чем не повинной девушки. А как же иначе, если наша жизнь устроена таким несправедливым образом, что для достижения высшей цели людям зачастую приходится жертвовать личными интересами, привязанностями и ценностями. И что значит одна вычеркнутая жизнь по сравнению с судьбами тысяч и сотен тысяч беззащитных людей? Неисповедимы пути Господни, но выбирать их предстоит отнюдь не нам, и не нам дано высшее право судить об их праведности…