– Оставь их, Серый, – Батя присел на какой-то полусгнивший ящик, предварительно убедившись в его прочности, устало стащил с головы шлем-сферу, вытер замызганным платком квадратное багровое лицо и обширную лысину.
Седой ежик, окаймляющий ее, был мокрым от пота, а крупные капли стекали по изборожденным морщинами и старыми шрамами щекам, падая на забрызганный кровью бронежилет и грязный пол.
– Пусть волокут, коли охота, – махнул рукой он. – Работать не будут, так наши умельцы чего-нибудь сварганят из этого хлама. Помнишь, как микроволновки приспособили?
– Да помню я… Только по-любому сперва надо полезное эвакуировать, а уж потом, если обстановка позволит – все остальное. Ты, как хочешь, а я своих ребят, чтобы ночью оборонять все это, – он широко обвел рукой ряды заросших колючим черным вьюном стеллажей. – Не дам. И не проси.
– Ну, положим, – командир растянул в улыбке обезображенный шрамом рот. – Просить я не буду. Прикажу, и дашь, как миленький. Не спорь, Серега, – осадил он вскинувшегося было подчиненного. – Дашь. И не просто дашь, а сам с ними пойдешь. Пойдешь ведь?
– Пойду, – мрачно буркнул боец и плюхнулся рядом с Батей прямо на заваленный обломками аппаратуры пол, подогнув по-турецки ноги. – Куда я нахрен денусь… Хлебнешь? – он вытащил из-под бронежилета темную плоскую бутылку, покрытую коростой многолетней грязи, и с треском свернул окислившийся от времени алюминиевый колпачок.
– Растворитель какой, небось? Кони не двинем?
Предводитель подозрительно покосился на емкость с давным-давно выцветшей до белизны этикеткой, но обоняние уже уловило тонкий полузабытый аромат.
– Обижаешь, начальник! – Балагур первым отхлебнул добрый глоток. – Чтобы я, да перепутал? Шутишь? Коньячище знатный. Такого мы в былые времена не пивали, – он повертел бутылку в руках, отколупнул ветхую, как прошлогодний палый лист бумажку с неожиданно яркой акцизной маркой, и протянул коньяк соседу. – Жаль, этикетка сгнила. Французский поди?
– Да и хрен с ней, с этикеткой, – командир надолго приложился к сосуду и вернул обратно. – Двадцать лет выдержки! Любая бормотуха нектаром райским станет.
– Да уж не двадцать. Почитай, все двадцать пять будет…
– Эх, Серый, время-то как летит.
– И не говори, Коля…
Хлебнули еще. Коньяк шел хорошо: разливался сладким огнем по глотке, грел утробу. В мире потеплело, и на душе стало вроде полегче. Хороший тут был торговый центр раньше. Удобный, недорогой. С женой и ребятишками приедешь, она – шмотки смотреть, а ты – детей в игрушки, а по дороге баночку пива прихватишь, и…