— …Ты надела платье, свое лучшее платье, потому что это было твое самое лучшее платье, побежала через дорогу, по подъездной дороге и мимо теплицы, Ты никого не видела, потому что никого не было. Или был? Уверена только, что задняя дверь тихонько закрылась. Ты тихонько обошла вокруг дома, а потом увидела только дядю Берта, который вышел из дома в сад.
«Дядя Берт, дядя Берт! На мне мое самое лучшее платье. Можно я пойду и покажу его Тэсс?»
Вдруг ты испугалась, больше испугалась, чем когда-либо в своей жизни, потому что дядя Берт дышал, задыхался и кашлял так же странно, как папочка, когда у него случался приступ. Потом он повернулся, и на нем все было красное, на руках и по всей одежде.
«Я порезался, — сказал он. — Не смотри, Лиззи. Я просто порезался».
«Я хочу Тэсси! Я хочу Тэсси!»
«Не ходи туда!»
«Не трогайте меня. У меня новое платье. Я мамочке скажу».
Он просто стоял там весь в красной дряни, и его лицо было похоже на лицо льва с той картинки в книжке, про которую мамочка сказала, что тебе нельзя смотреть…
Красная дрянь забрызгала все его лицо и стекала струйкой из угла рта. Он сунулся к тебе страшным лицом и прокричал прямо в твое лицо:
«Ты скажешь ей, Лиззи Крайлинг, ты маленький самодовольный сноб? А ты знаешь, что я сделаю? Где бы я ни был — где бы ни был, слышишь? — я найду тебя и устрою тебе то же, что устроил старой девочке».
Рассказ закончился. Арчери сказал бы, между прочим, что она выходит из транса, потому что выпрямилась и издала что-то вроде стона.
— Но вы вернулись, — пробормотал викарий. — Вы вернулись с вашей мамой?
— Моя мать? — Слезы не удивили бы его. Но этот вымученный горький смех… На высоком резком раскате она внезапно смолкла и бросилась в атаку. — Мне исполнилось всего пять. Ребенок! Меня больше пугало, что она узнает, что я там была.
Он отметил это «она» и интуитивно понял, что Лиз не хочет называть мать по имени.
— Видите ли, я даже не знаю, была ли это кровь, и, скорее всего, думала, что это краска. Потом мы вернулись. Я не боялась дома и не понимала, что он подразумевал под старой девочкой. Когда он говорил о том, что устроил старой девочке, я думала, что он имеет в виду свою жену, миссис Пейнтер. Он знал, что я видела, как он ударил ее. Я нашла тело. Вы это знаете? Господи, это было ужасно! Видите ли, я не поняла. Знаете, что я подумала сначала? Я подумала, что она как будто бы взорвалась.
— Не представляю, — сказал Арчери.
— Если вы и сейчас не можете себе этого представить, что бы вы подумали на моем месте? Мне было пять. Пять, мой бог! Меня уложили в постель, и я проболела неделю. Конечно, они арестовали Пейнтера, но я этого не знала. Детям не рассказывают о такого рода делах. Я вообще не знала, что случилось, только что бабуся Роза взорвалась и что это он заставил ее взорваться, а если я скажу, что видела его, то он сделает со мной то же самое.