Студент почему-то смеялся, и, взяв брынзу, обещал непременно заехать в Старые Плоешты к бабушке Марии.
— Кукуруза, кукуруза! — надрывалась Мария, приветственно помахивая прохожим.
Многие были настолько удивлены, что покупали товар матушки. Кукуруза и в самом деле была хороша: сваренная в подсоленной воде, да еще и присыпанная серой, крупной солью. Початки приветливо, как матушка Мария, глядели на прохожих ноздреватыми зернами, и, казалось, просили: купи нас, купи, купи. Из ведра, которое в дороге Мария укутала ватным одеялом, до сих пор шел пар. Жалко, семечек не прихватила, подумала Мария, и сплюнула на асфальт. Она была очень чистоплотной женщиной, и никогда бы себе этого не позволила, но идти до урны было метров тридцать, и Мария боялась, что попросту не успеет схватить за руку вора. А что вор, как только она отойдет от кукурузы, появится, Мария не сомневалась. Многие городские, знала она, рады на дармовщинку рот раскрыть. Поэтому зевать не стоило. И, живое воплощение пасторальных прелестей, Мария восседала на тротуаре под самым президентским дворцом, в центре асфальтовых джунглей.
— Что это у тебя? — брезгливо подвинул ведро носком дорогого ботинка плотный мужчина в хорошем костюме.
— Кукуруза! — гаркнула в ответ Мария. — Бери, сынок, свеженькая.
— Кукуруза, — с отвращением повторил Константин Танасе.
— Смотри, сынок, — залезла в ведро руками Мария, — какая знатная у меня кукуруза. И дешево отдаю! Гляди, початки какие толстые!
— Толстые, — гадливо сплюнул Танасе, — толстые… Кукуруза…
— Да ты не смотри, — быстро вытерла Мария о платье руки, тем самым, испачкав их еще больше, — у меня все чистое. Можно даже сказать, стерильное,
— А ты знаешь, — зловещим шепотом начал Константин, — где ты сидишь, старая дура? Знаешь, кто я? Да будь у тебя сто разрешений на торговлю, ни одного из которых у тебя нет, ты бы здесь, если бы эти олухи из охраны не спали, и секунды не простояла!!!
— Ой, ничего не знаю, — затараторила старушка, — ничего не видела, слепая я совсем стала, да и не продаю тут ничего, так, людям вот в радость, думаю, если кукурузы привезу, да прохожим раздам на помин души, дед ведь у меня скончался; да и слышу я тебя плохо, сынок, совсем с ушами у меня плохо стало, ну, что стал, как вкопанный, бери давай, ох, грехи мои тяжкие…
Минут пять спустя Танасе с удивлением понял, что старушка, видимо, приняв его за вымогателя, сунула ему в нагрудный карман грязную купюру в двадцать леев, и подталкивает уйти. Еще минуты две ушло у директора СИБ на то, чтобы справиться с подергивающимся левым веком.