– Я не хочу! Не хочу-у!..
Феликс разом забыл, что он давно уже не маленький, что он сильный, что он должен оберегать маму… Он кричал, как подстреленный заяц, он колотил себя кулаками по лбу, он готов был упасть и биться на полу, как какой-нибудь мелкий придурок в магазине игрушек!
Он не хотел, чтобы так неожиданно, так страшно ломалась его жизнь!
– Ну что ты, что ты?! – Мама так испугалась, что у нее задрожали руки. – Филька, миленький, ну успокойся! Он тебя уже заочно любит. Я возила ему показать твои рисунки и ту шкатулочку деревянную, помнишь, которую ты мне сделал на день рождения… И ты тоже его полюбишь, я уверена! Он такой умный, добрый… Да и не сейчас мы еще будем все вместе, еще только через год, – наконец сдалась она.
При этих последних словах в ее голосе мелькнула досада.
Мама быстро заварила для Феликса крепкий сладкий чай, положила в кружку половинку лимона, как он любил. Она гладила его по голове и успокаивала, успокаивала…
– А дедушке и бабушке все же не говори пока об этом, пожалуйста, – попросила она словно бы мимоходом. – Ведь они старые, любят волноваться без всякого повода. Давай мы с тобой побережем их нервы, ладно?
– Ладно, – с трудом выговорил Феликс.
Его охватила пустота. Пустота была снаружи, он задыхался в ней, как, он читал, задыхаются в горном разреженном воздухе. Пустота была и внутри – ему все стало вдруг безразлично. Все, что было ему дорого, на чем стояла его жизнь, – все оказалось призрачным. Оказалось ложью.
– Я вернусь послезавтра, – сказала мама. – Ну, веселее, Филенька! Не скучай. И не будь таким грустным, а то бабушка тебя замучает расспросами.
«Она волнуется за себя, – подумал Феликс с той же холодной отстраненностью, которая так напугала его полчаса назад, когда он почувствовал ее впервые; теперь эта холодность по отношению к маме уже не пугала его. – Если я буду грустный, бабушка встревожится и начнет меня спрашивать, почему я грустный. И я могу проговориться про… этот Нижний Новгород. Она просто боится, что я проговорюсь».
– Я не проговорюсь, мама, – сказал он.
Мама заглянула ему в глаза. Взгляд у нее стал испытующий, цепкий. Она размышляла, как они будут жить дальше. Она умела размышлять быстро – дедушка всегда говорил, что у нее быстрый, цепкий женский ум.
– Ну вот и хорошо, – спокойно сказала она. – Помоги мне, пожалуйста, с чемоданом. Никак не могу закрыть.
Чемодан был полон, хотя она ехала всего на два дня. Феликс увидел пакет с конфетами, многочисленные сигаретные пачки. Он чуть не спросил, зачем везти… этому сигареты, разве он сам не может их купить? Но не стал спрашивать. Он понял, что лучше откусит себе язык, чем задаст маме хоть один вопрос об этом человеке.