– Ты тоже? – улыбнулась Мария.
– Да, – кивнул Феликс. – Я ему в детстве очень верил. И правильно, как оказалось.
– Твоя страсть видна простыми глазами. – Мария взяла его руку, быстро поднесла ее к губам, поцеловала. – На тебя правда можно смотреть бесконечно, Феликс, когда ты делаешь то, что любишь.
– Тебя я люблю, Маша…
Он обнял ее, стал целовать.
– Но когда ты любишь меня, я не могу уже смотреть на тебя! – засмеялась Мария. – Ты слишком крепко меня к себе прижимаешь.
– Больно тебе делаю? – забеспокоился он.
– Нет-нет. Мне хорошо. Ты прекрасный любовник.
Она вспомнила, как, выйдя из кафе, они целовались в его машине, не видя прохожих, как еле доехали до ее дома на улице Монморанси – если бы она была за рулем, то врезалась бы в первый же столб, но он доехал, – как чуть не сломалась ее кровать, не видавшая таких утех…
– Ты тоже. – Феликс снова обнял ее, шепнул ей в висок: – Ты меня зови хоть иногда, любовница моя любимая. Я к тебе буду приходить.
– Но почему? – Мария отстранилась, встревоженно взглянула ему в лицо. – Почему ты будешь приходить ко мне?
– Люблю тебя потому что.
– Нет, я другое спрашиваю тебя! Почему мы не будем с тобой… совсем? Тебе утомительно, когда ты со мной постоянно, да? – догадалась она.
– Нет. – Он смотрел на нее прямым, ясным взглядом. Темная тревога, которая так мучительно билась в его глазах прежде, теперь исчезла совсем. Но сменилась она не счастьем, а печалью. – Нет, – повторил Феликс. – Мне с тобой хорошо всегда.
– Тогда в чем дело?
– В тебе. Только в тебе. Ты с моей души страшную тяжесть сняла, Маша. Я сейчас как воздушный шарик, так мне легко. Но в голове-то у меня не воздух все же. Нас с тобой я вижу трезво. И у тебя… – Он помедлил, но все же сказал: – И у тебя ведь уже есть такой опыт. Ты извини, мне Нинка проболталась про твою русскую любовь.
– И что же ты об этом знаешь? – настороженно спросила Мария.
– Наверное, всё. И о чем ты сейчас думаешь, не можешь не думать, – тоже знаю. Что нельзя наступать на грабли дважды.
– Феликс, с тобой страшно разговаривать!
– Почему?
– Потому что ты слышишь мои мысли. А вдруг я думаю довольно… ну, скажем, развратные вещи, когда смотрю на тебя? Может быть, я стесняюсь того, чтобы ты о них узнал!
– Этого можешь не стесняться. Как только подумаешь развратные вещи, сразу говори мне. Вместе подумаем.
– Но, Феликс…
– Машенька, ну всё, всё. Что тут обсуждать? Ситуация ясная, как стекло. А на грабли и один раз наступать ни к чему.
– Да оставь ты эти грабли!
Феликс засмеялся.
– Да-да, вот именно оставь, как будто они у тебя в руках! – сердито повторила Мария. – Больше не говори про них, это просто пошлость, а не мудрость, как же ты не понимаешь? Сердце – это не грабли. – Мария коротко коснулась своей груди. – Даже если для тебя это не так – ах, Феликс, ведь я все-таки не знаю, что ты думаешь обо всем, что между нами так быстро произошло! – то для меня это так безусловно. Мне не жалко… боже мой, я снова не могу правильно назвать… мне не жалко свое сердце? Да, пусть будет так. Не точно, но, я надеюсь, понятно тебе. Тот мужчина, с которым я была до тебя, там, в Москве, спросил меня, почему я не выходила замуж. Я не могла ему объяснить. Я была в него влюблена, но нас не соединяло то, что позволяет объяснять такие вещи. Но с тобой нас это соединяет, то есть меня это к тебе присоединяет – так можно сказать? – и я могу тебе объяснить, в чем у меня было дело. Мое сердце молчало, и поэтому мой разум говорил мне: ты должна быть одна. И я была одна. А теперь у меня в сердце любовь к тебе, и разум говорит: это значит, что ты должна быть с ним. Это очень просто слышать! Очень ясные голоса.