Подходя к финалу статьи, Достоевский берет тон проповедника, примирителя-увещевателя, но, опять-таки, подпуская при этом “антижидовские” намеки, выделяя их намеренно курсивом:
“...я прежде всего умоляю моих оппонентов и корреспондентов-евреев быть, напротив, к нам, русским, снисходительнее и справедливее. Если высокомерие их, если всегдашняя “скорбная брезгливость” (автоцитата из “Преступления и наказания”. —
Н. Н.
) евреев к русскому племени есть только предубеждение, “исторический нарост”,
а не кроется в каких-нибудь гораздо более глубоких тайнах его закона и строя
, — то да рассеется все это скорее и да сойдемся мы единым духом, в полном братстве, на взаимную помощь и на великое дело служения земле нашей, государству и отечеству нашему! но все-таки для братства, для полного братства, нужно братство с обеих сторон. Пусть еврей покажет ему (русскому народу.—
Н. Н.
) и сам хоть сколько-нибудь братского чувства, чтоб ободрить его...”.
5
Казалось бы, объяснение произошло полное, точки над i расставлены.
Отныне и навсегда Достоевский будет лояльнее по отношению к евреям, перестанет изливать желчь на них, забудет в публицистике словечко “жид”, перестанет пророчествовать о всемирной победе иудеев. Но, как уже гово—рилось, в записных тетрадях вплоть до последних дней жизни писателя появ—ляются “антижидовские” пометы, в том же “Дневнике писателя”, вслед за мартовской, “примирительной”, уже в майско-июньской книжке вновь мельк—нет выражение — “царство жидов”. И, наконец, своеобразное завещательное и окончательное мнение по этому вопросу Достоевский оставляет для истории в письме к певице и писательнице Ю. Ф. Абаза, написанном за полгода до смерти:
“А главное, что есть мысль (в повести Абаза. —
Н. Н.
) — хорошая и глубокая мысль. что породы людей, получивших первоначальную идею от своих основателей и
подчиняясь
ей , должны необходимо выродиться в нечто особливое от человечества, как от целого, и даже, при лучших условиях, в нечто враждебное человечеству,
как целому
. Таковы, например, евреи, начиная с Авраама и до наших дней, когда они обратились в жидов. Христос (кроме его остального значения) был поправкою этой идеи, расширив ее в всечеловечность. Но евреи не захотели поправки,
остались
во всей своей прежней узости и прямолинейности, а потому вместо всечеловечности обратились во врагов человечества, отрицая всех, кроме себя, и действительно теперь остаются носителями антихриста, и, уж конечно, восторжествуют на некоторое время. Это так очевидно, что спорить нельзя: они ломятся, они идут, они же заполонили всю Европу, все эгоистическое, все враждебное человечеству, все дурные страсти человечества — за них, как им не восторжествовать на гибель миру!..”