– Всего доброго, – тихо проговорила я, не сводя глаз с Ника.
Когда Михаил Игнатьевич скрылся в здании, Ник резко повернулся, взял меня за руку и пошел к воротам. Он не сказал ни слова, и я испугалась, что он сейчас выведет меня за территорию и отправит восвояси. Мы молча вышли в открытые ворота, повернули влево и направились вдоль кованого забора по узкой тропинке, сплошь заросшей кудрявой мягкой конотопкой. Я двигалась по этой тропке, а Ник шел рядом, приминая высокие стебли донника и цикория. Запах от летящей пыльцы густо цветущего донника был приторно сладким и сильным, и у меня начала болеть голова. Мелкие мушки, пчелы, златоглазки, комары вылетали из травы, потревоженные нашим движением, и кружились над нами, тонко жужжа и пища. Одна из златоглазок зацепилась за пушистую кудрявую прядку Ника и висела на ней, трепеща светло-зелеными крылышками. Я почему-то упорно смотрела на нее, но не пыталась снять, боясь коснуться даже его волос. Пальцы Ника вспотели и сильно дрожали, но он не выпускал мою руку.
Скоро мы оказались за кузницей. Там было что-то типа свалки. Множество проржавевших насквозь листов железа, мотки проволоки, куски труб и прочий металлический хлам были навалены кучей возле задней стены кузницы. Мы прошли мимо, миновали группу невысоких пушистых сосенок и оказались возле кованой беседки. Как я поняла, это было место отдыха. Несколько деревянных скамеек с красивыми коваными спинками, имитирующими виноградную лозу, стояли полукругом возле беседки. Ник сел на одну из них и, наконец отпустив мою руку, достал из кармана брюк мятую пачку сигарет. Он закурил не с первого раза, потому что его пальцы все еще тряслись. Я села рядом и не сводила глаз с его лица. Любовь, которую я так тщательно убивала в себе, нахлынула с такой силой, что я с трудом сдерживала слезы. Его лицо, даже с этой незнакомой мне бородкой, было настолько родным, я так истосковалась по нему, что сердце щемило от невысказанных чувств. Мне хотелось только одного – прижаться, слиться, ощутить его, перестать быть лишь половиной и вновь почувствовать себя полноценным существом.
Ник выкурил сигарету, повернулся ко мне и глубоко заглянул в глаза. Его вопрос был ожидаемым и вполне закономерным.
– Зачем ты сюда приехала, Оля? – глухо спросил он и опустил ресницы.
– Сама не знаю, – честно призналась я. – Но ты мог бы позвонить.
– Не мог, – сказал он, все еще не поднимая глаз. – На семейном совете решили, что отец будет делать мне военный билет, а я пока тут пережду. И кому-то знать, где я скрываюсь, совершенно необязательно. Решили, что как только отец сделает билет, так я сразу вернусь в Москву.