Фарик вбежал так торопливо, как будто в погоню за ним устремились все злобные джинны его родины, каждый из которых отсидел в бутылке не меньше трех тысяч лет. Он был чертовски элегантен, и испуганное выражение лица отчаянно контрастировало с невероятно дорогим смокингом и ослепительно-белыми перчатками.
– Что случилось, Стас? Обыск? Сейчас?
– Спокойно, Фарик, я пока еще в состоянии прикрывать твою лавочку. Официально, для всего Управления, ты был и остаешься моим осведомителем.
– Что тогда случилось?
– Мне нужен твой выход на контрабандистов. На крупных контрабандистов. И срочно. Сейчас.
– Но, Стас, дорогой, ты же мне горло режешь. Если я сдам их, то где мне брать товар? Я же банкрот тогда, я нищий… А потом, слушай, слушай, Стас. Это серьезные люди, они такого не прощают. Меня повесят, как собаку.
– Прекрати гнать истерику! – Стас схватил Фарика за лацканы и, притянув к себе, проговорил на ухо: – Это не для Управления. Это для меня. Нужно сделать так, чтобы мотоцикл с тремя людьми вышел за черту города, минуя блокпосты. Сделаешь – и рассчитаешься за мою работу на год вперед.
Фарик был трусоватым парнем, но отличным бизнесменом. Из тех, что никогда не рвутся прыгнуть выше головы до тех пор, пока не осознают, что способны это сделать. Испуганное выражение исчезло, уступив место сосредоточенности.
– Какая марка мотоцикла?
– Пока не знаю. Но думаю, будет что-то достаточно скоростное. И с коляской.
– То есть полтора метра ширина, да?
– Наверное. Не знаю.
– Возьмем тогда два про запас. Два метра – это либо Семен, либо Фицпатрик. Но Фицпатрик сейчас в Третьем Периметре. Собирает товар. Так что Семен. Он мой должник. Очень кстати.
– Сколько потребуется времени на улаживание?
– Ну, – Фарик осмотрелся, – если на кухне есть телефон, то меньше пяти минут. Но, Стас, если узнают в Управлении…
– Не узнают. А если узнают, меня первого в расход пустят.
* * *
На первом канале у новостей была несколько лет назад такая заставка. На фоне звездного неба медленно восходила Земля, постепенно окрашиваясь солнечным светом. Программа была утренняя. Своего телевизора у Стаса тогда не было, так что он ее редко видел. В это время он либо ехал на работу, либо с работы – в зависимости от того, в какую смену нужно было крутить баранку. Так вот, говорили, что если присмотреться, то видна леска, за которую привязан поднимающийся глобус Земли, а в один из моментов мелькает рука, которая эту леску тянет. Каждый раз, когда кто-то говорил об этом, Стас клялся и божился себе, что непременно при случае этот момент разглядит. Но случай никак не представлялся. А когда полтора года назад в его квартире появился собственный телевизор, заставку уже сменили: римская колесница, запряженная тройкой огнедышащих лошадей, неслась по залитому синим светом полю. Вообще-то было не совсем понятно, что эта заставка символизировала. Наверное, тот факт, что от хреновых новостей никуда не спрячешься. И рано или поздно они настигнут тебя, как эта римская колесница. Накрутят на обод колеса или спалят огнем из лошадиных ноздрей. Потом обведут сначала белым мелом, потом черной рамочкой, и ты станешь мало кого интересующей новостью. Ненадолго. Так это понимал для себя Стас.