»
[15], возможно, имеет совершенно иное значение. Высказав это, Йозеф Азеф как-то сник, потерял интерес к миру сущему и очень быстро уснул. К радости большинства собравшихся.
Стас вдавил окурок в пепельницу и несколько мгновений пытался заставить себя раздеться. Потом все же встал, побросал одежду прямо на пол, лег и мгновенно уснул.
* * *
Верил ли Стас снам? Трудно сказать, но да, пожалуй, он верил в то, что сны – это нечто большее, нежели бессмысленная смена сюжетных обрывков на обратной стороне век. Однако стоило ли верить в то, что сны несут, стоило ли пытаться докопаться до истинного значения этих видений? Откровенно говоря, Стас никогда всерьез не задумывался об этом.
Той ночью он спал неспокойно, то и дело просыпаясь. То ли оттого, что ветер набрасывался на дома, лупил в стекла и выл, как перепивший футбольный болельщик, то ли напряжение минувшего дня не давало нервам покоя… Так или иначе, сон был рваным, как старый истлевший парус «Марии Целесты». А в памяти сохранилось и того меньше.
То Стасу казалось, что он бредет в толпе испуганных людей, покидающих захваченный город. Кем захваченный? Проснувшись, он не мог вспомнить точно, то ли просто бандой уголовников, и тогда это было понятно, тогда это как-то увязывалось с десятком подобных эпизодов из собственной жизни Стаса, когда города, захваченные бандами вооруженных отморозков, потерявших человеческое лицо, покидали обездоленные жители. И где бы это ни происходило: в Хорватских горах, под жестоким солнцем испанской сиесты, не знающей разницы между войной и миром, на неверных, заносимых песком дорогах Ливийской пустыни, – везде, где испуганное человеческое стадо покидало насиженные, родные, вросшие в души места, он видел это выражение лиц, пустоту в глазах… А потом ему вдруг начинало казаться, что город захвачен и не людьми вовсе, а некоей тварью, чудовищем… И, наверное, у этого варианта тоже было свое значение, но думать об этом не хотелось. Наспех стянув одежду, Стас заснул, воспоминание рассыпалось в пыль, которой утром уже нельзя было придать форму. Его место занимали другие сны.
Снежная пустыня без конца и края, ледяное небо, усеянное звездами, похожими на проколы в черном полотнище. И ужас от осознания, что он не знает, куда идти, что, куда бы он ни пошел, вокруг будет все та же ледяная пустыня. Стас снился себе ребенком, впервые за долгое время. Но в детстве он редко видел снег. На зиму его всегда отправляли в Кению, где у Анатоля Бекчетова имелись друзья в христианской миссии – богатые, влиятельные и образованные. Сейчас все это кажется бессмысленным набором слов: Кения, миссия, образование… Проснувшись и пристально глядя в темноту перед глазами, все еще чувствуя остатки ледяного ужаса, Стас пытался понять: а это-то что могло значить? И, разумеется, не понимал.