– Страшно, правда? – прошептала она.
– Да. Жутковато. Но на такой высоте нам нечего бояться.
– Правда?
– Правда. Мой отец был ученым. Изучал нетопырей. Он мне как-то рассказывал, что агрессивные мутации коснулись только сухопутных животных и части морских. Ни рыб, ни птиц изменения не коснулись.
– Слава богу.
Гондола дирижабля не была предназначена для путешествия с комфортом. Кабину пилота отделяла от общего салона тонкая металлическая решетка. Два ряда кресел располагались у внешних переборок, между ними шел узкий проход. Дирижабль был предназначен для перевозки десяти человек – по пять кресел с каждой стороны прохода. Татьяна, девушка-проводник, заняла место пилота, а ее напарник – латинос спустился в кабину для бортового стрелка. Попасть в гондолу и покинуть ее можно было только через квадратный люк в задней части. По бортам располагалось несколько круглых иллюминаторов.
– Надо же, мы летим совсем немного, а уже такое ощущение, что оторваны от всего человечества, – прошептала Алиса, глядя в иллюминатор.
Стас развернулся ногами в проход, взял ладони Алисы в свои руки.
– Это не важно, Алиса. Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.
– Мы все не позволим, – наклоняясь к ним, подтвердил Шрам, потом наткнулся на взгляд Стаса, побледнел и пролепетал что-то вроде: – В том смысле, что мы поможем всеми силами Стасу не позволить. То есть не Стасу не позволить, а… Ну, вы понимаете…
– Я понимаю, – улыбнулась Алиса. – И ни секунды в вас всех не сомневалась.
В полу рядом со Шрамом открылся люк, и показалась голова латиноса. Он что-то сказал, показывая руками на ящик в глубине салона, и снова скрылся в кабине бортового стрелка.
– Что он сказал? – поднимая глаза на Стаса, переспросил Шрам.
– Понятия не имею.
– Зато, похоже, я имею, – оживился Арчи, сидевший за спиной Стаса. Толстяк встал и направился в глубь салона, по пути объясняя: – Был у меня один поставщик, испанец. Вечно увлекался в разговоре и переходил на свою тарабарщину. И одно слово, очень важное в моей профессии… – Арчи опустился перед ящиком, открыл его, и физиономия толстяка осветилась счастливой улыбкой. – Да. Так я и знал! Так вот, одно слово я запомнил. Camida! По-испански – еда.
Все оживились, а Арчи тем временем перечислял:
– У нас имеются сыр, копченое мясо, хлеб, яблоки, какая-то зелень…
– Неси все, – велел Скальпель, – а то я уже начал присматриваться к своим ботинкам.
* * *
После еды на всех напало утомленное осоловение. Шрам и Арчи задремали. Алиса, кажется, тоже. Скальпель перешел вперед, уселся на стальной поручень, отделяющий кабину пилота сбоку, и о чем-то негромко разговаривал с Татьяной. Иногда оттуда доносился довольный смех девушки.