— Побудь с немцем чуток, я мигом, — попросил он ординарца.
— Куда ты?
— Только немца не тронь! А то часики тебе не понадобятся, — пригрозил Сашка больше так, чем по делу. Видел он, что Толик похвалиться любит, а сам слабак.
— Валяй, иди. Не трону, не бойся.
Сашка затрусил к штабу батальона — авось пришел кто, может, дежурный есть?
И верно, сидел на перилах крыльца незнакомый лейтенант, видать, из пополнения. Сашка к нему. Козырнул и напрямик:
— Такое дело, товарищ лейтенант. Немца я в плен взял, к комбату привел, а тот…
— Что?
— Ну, не в себе комбат немного… И приказал немца — в расход.
— Ну и что вы хотите?
— Нужен же немец… Отмените его приказание.
Лейтенант удивленно вскинул голову, подумал и спросил:
— Допрашивал его комбат?
— Допрашивал вроде, — в подробности Сашка вдаваться не стал.
Лейтенант опять подумал, провел рукой по подбородку.
— Мда… Не могу я, брат, отменять приказание комбата, когда он здесь, на месте. Понял? Не могу.
Сашка махнул рукой досадливо и побежал обратно, но вскоре на шаг перешел, а потом и остановился совсем. Не забежать ли в санчасть, там военврач — мужик хороший и по званию тоже капитан, его попросить за немца вступиться? Да нет, едва ли тот станет. Строг комбат, все его побаиваются, повернет кругом, и весь разговор.
— Ну как? — усмехнулся Толик. Видел он, как Сашка с лейтенантом разговаривал.
— Дожди меня здесь. Приду, вместе на доклад пойдем.
— Ну, хорошо. — Толик с любопытством смотрел на Сашку. Понял он, хочет Сашка как-то выкрутиться, но ничего у него не получится. — Смотри только… Ты капитана не знаешь, он на руку скорый. Учти. Из-за тебя и я рискую.
— Не пугай. С передка я. Пошли, — кивнул Сашка немцу.
Шел Сашка позади немца, но и со спины видно — мается фриц, хотя виду старается не подавать, шагает ровно, только плечами иногда передергивает, будто от озноба. Но, когда поравнялся с ним Сашка, кинул взгляд, лица немца не узнал, так обострилось оно, построжало, посерело… Губы сжатые спеклись, а в глаза лучше не глядеть.
Если раньше относился Сашка к своему немцу добродушно-снисходительно, с эдакой жалостливой подсмешкой, то теперь глядел по-другому, серьезней и даже с некоторым уважением — блюдет свою солдатскую присягу фриц, ничего не скажешь. Только обидно, что зазря все это, ведь за неправое дело воюет! И захотелось Сашке сказать: "Эх, задурили тебе голову! За кого смерть принимать будешь? За Гитлера-гада! Эх ты…" — однако не сказал, понимая, не до слов сейчас, не до разговора, когда такое страшное впереди.
На половине пути немец остановился и попросил покурить. Сашка разрешил, и они остановились. Закурив, немец опять стал совать пачку с сигаретами и зажигалку Сашке в руку.