Спалось в эту ночь Ефиму неважно. Сначала долго не мог заснуть, распираемый громадьем планов. А к утру какие-то дикие люди во дворе начали долбать по чему-то железному и общаться истошными голосами.
Неудивительно, что встал Береславский явно не с той ноги. Впрочем, утро для него никогда не бывало добрым, поэтому Наталья в предложенный малый скандальчик вступать благоразумно не стала, а быстренько приготовила любимому горячее какао с молоком. Ефим и сам знал, что путь от его желудка к его же сердцу очень короток. Стоило отхлебнуть желанного сладкого напитка и заесть добрым куском городской булки с настоящим деревенским сливочным маслом (снабдили бочонком коллеги из Вологды), как жизнь сразу показалась более привлекательной. К концу второй большой чашки Береславский и вовсе расслабился.
– Натуль, а кто так орал за окнами? – поинтересовался он у супруги, споро собиравшей Лариску в школу.
– Не знаю, но милиция приезжала, – ответила Наталья. – Ты во сколько приедешь? Не забыл, что мы сегодня идем в театр?
Ефим чуть не подавился последним глотком живительного напитка. В отличие от подавляющего большинства русскоязычной интеллигенции театр он не любил. Более того, он открыто в этом признавался, навлекая на себя презрение натуральных интеллигентов. В спектаклях ему постоянно не хватало динамики, и он ловил себя на том, что мысленно жмет кнопку ускоренной перемотки. Он и телевизор-то не мог смотреть спокойно: постоянно щелкал пультом, одновременно вникая в содержание трех, а то и четырех фильмов.
– Может, без меня, а? – взмолился он. Но Наталья была неумолима:
– Как тебе не совестно? Считаешь себя литератором! Творческим человеком! А когда ты прочитал последнюю книгу?
– Чукча не читатель… – беззлобно огрызнулся Ефим.
– Ты скоро, кроме рекламы, вообще ничего смотреть не будешь.
– Я и рекламу не смотрю, – успокоил ее супруг. – Мы свой кокаин не нюхаем.
– Короче, дома будь не позже шести. Иначе опоздаем.
– А куда хоть идем? – сломался Береславский.
– В оперетту.
– Какую?
– Можно подумать, для тебя это имеет значение.
– Ну, хоть петь будут не очень громко?
Наташка вздохнула. Любимых надо принимать такими, какие они есть. Ефим Аркадьевич Береславский и в самом деле мог заснуть непосредственно во время спектакля, а лучшим местом считал кресло за колонной: сцену, конечно, не видно, но до чего ж приятно вздремнуть под монотонное бормотание актеров!