– А мне что делать? – спросил он старика.
– Ждать, – немногословно ответил тот и удалился.
На столе зазвонил телефон.
– Жена, – сказала Марина Ивановна и соединила линии.
– Ефим, милый, – взволнованно затараторила Наталья.
– Что-то с ребенком? – перебил ее Береславский.
– Нет. То есть да…
– Говори ясно! – заорал в трубку Ефим. – Четко, по слогам.
– Ларису от школы подвез незнакомый мужчина.
– Что сказал? Почему она села в машину? Тысячи раз же предупреждали!
– Он представился от твоего имени. Что ты послал. Довез до дома и проводил до квартиры. Лариска говорит, что адрес он не спрашивал.
– Так, – упавшим голосом сказал Ефим. – Так. Что еще? Ты же недоговариваешь!
– У нас окно в спальне прострелено. Две дырки, – сказала Наташа и заплакала.
– Так, – сказал Ефим. Страх медленно уходил. Медленно, но уходил. Так. Значит, снова на войну. Видит бог, он не хотел этого. – Наталья, – сухо сказал он жене. – Возьми бумагу и клей «Момент», на полке над унитазом. Заклей дырки двумя слоями.
– А еще что?
– Пока ничего. Я еду домой.
В кабинет вошла встревоженная Марина Ивановна:
– Что, все по новой?
– Не знаю, Маринка, – честно ответил Ефим. Как всегда, максимальный страх он испытывал до драки. Сейчас он уже был в драке. А значит – вновь веселый и почти беззаботный. Ночью он отправит за границу семью – благо открыты визы, собирались на Рождество отдохнуть.
А без семьи можно и повоевать. Почему бы нет, Прохоров Анатолий Алексеевич? Ефим Береславский отнюдь не считал себя безоружным.
Все-таки чутье у старика потрясающее! Вот же старый чекист! Он еще ничего не знал ни об Анатолии Алексеевиче Прохорове, ни тем более о сообщении Ходецкого. И тем не менее прикатил спозаранку на своем старом сереньком «Москвиче». Обновил дорожку, которую вчера в глубоком снегу пробил грейдер, заказанный Ефимом. Дед сказал: «Чтой-то мне стало беспокойно».
Ходецкий, кстати, не звонил, а прислал весточку по пейджеру, потому что номера моего телефона он не знал. Сообщение Марк Лазаревич составил очень грамотно: даже я сначала ничего не понял. Оно гласило: «Сережа, тебя активно ищут зеленые. Ты им чертовски нужен».
Любой не знающий наших с ним сложных отношений подумал бы о защитниках экологии. Даже я сначала так подумал. Но уже через минуту вспомнил об особой терминологии. Ходецкий занимался лечением моего усталого мозга с помощью метода гештальт-терапии (впрочем, он на мне, по-моему, все известные науке методы перепробовал). И на первом же занятии мы разложили цвета, которые мне требовалось мысленно представлять, на «хорошие», «нейтральные» и «враждебные».